Тюрьма была полна мертвецами. Во внутреннем дворе догорал старый М-60 — мастодонт времен войны Судного Дня. Башню своротило набок — кто-то ловкий взорвал боеукладку. Ни одного очага сопротивления. Ни одного намека на жизнь. Только толпы ходячего гнилья. Шейн смотрел на эту апокалиптичную картину и понимал, что душа его, едва ожившая от осознания, что у него есть дочь… снова умерла сейчас. Скрючилась болезненно и страшно. Все зря. Пепел на выжженной раскаленной пустыне. Не осталось ничего. Ни одного живого вздоха. Он потерял свою девочку, даже ни разу в жизни не увидев ее лица.

И он повернул назад. А добравшись до лагеря, понял, что кто-то на небе решил, что Шейн Уолш был слишком счастлив в последнее время. И пора бы уравновесить эту несправедливость.
Он вернулся к лагерю. Но не смог подойти даже близко. Здесь так же, как в тюрьме, — все кишело мертвыми тварями. Несколько машин стояли на месте. Растоптанные остатки лагеря, следы пожара… И снующие повсюду мертвецы. Шейн едва смог продохнуть, ходил туда-сюда по границе опасной области, понимая, что никого он там уже не спасет. Но остановиться не мог. Он понимал, что дальше все пойдет так же, как было восемь месяцев подряд. Одиночество. Молчание. Одни и те же мысли по кругу будут сводить с ума. Только теперь к ним прибавится мысль о том, что он угробил всех этих людей. Смелую честную Элис. Дикого жеребенка Люси. Кевина, Джона, Мишель. Даже Мерла Диксона. Всех. Если бы он вернулся на день раньше… Все было бы по-другому. Но он не мог уйти от того проклятого места, где умерла его девочка.
Шейн ушел от лагеря через несколько часов, когда ходячие заметили его и заинтересованной толпой пошли проверить, какого черта этот мужик так нерешительно мнется посреди степи. Но мужик ждать не стал. Он развернулся, поправил на спине рюкзак, застегнул куртку и пошел прочь. Теперь было неважно, куда идти. Тюрьма не имела больше никакого значения. И группы больше не было. Не для кого стало стараться, лезть в пекло и рисковать жизнью. В одиночку он проживет и под кустом, в траншее, накрывшись лопухом и сожрав на ужин лягушку. Все снова потеряло смысл.

Он брел, почти не разбирая дороги. Ночевать пришлось, скрючившись на крыше какой-то сараюхи. Шейн прекрасно знал по опыту, как опасно оставаться спать на земле в одиночку. Легче легкого проснуться от того, что тебя начала есть дружная компания проклятых мертвяков. Ночевка вышла дурная. Сон тяжелым и муторным. Шейн почти не отдохнул. На рассвете он, измученный и серый от усталости, плюнул на все, собрал свой небогатый хабар и спрыгнул на землю.
Завтракать не пришлось. Было почти нечем. В рюкзаке болталась последняя банка консервов. И ее Шейн берег на крайний случай. Но зато к нему вернулась охотничья удача. На пути попалось крохотное озерцо. Но, как известно, где лужа, там и утка. Долбить по уткам из винтовки было глупостью и расточительством. Но Шейн отчего-то не пожалел патрона. К сентябрю кряквы уже были довольно жирненькими. Готовились к зиме. Молодь подросла и стала абсолютно самостоятельной. Шейн выбрал птицу покрупнее, чтобы после пули от нее хоть что-то осталось.
БАМ!
Эхо выстрела разнеслось по округе. Озеро вскипело кряканьем и хлопаньем крыльев. А Шейн полез в воду за добычей.
К обеду он увидел вдалеке ряд крупных строений. То ли склады, то ли еще черт знает что. Шейн просто надеялся, что там найдутся дровишки для костра и не будет слишком много мертвецов.  Он влез с краю в одно из разбитых деревянных зданий с полусорванной крышей, прислушиваясь и настороженно оглядываясь по сторонам. Здесь было почти пусто. Шейн убедился, что рядом нет мертвецов, и принялся за свой обед. В углу нашлись обломки старых некрашеных досок и соснового горбыля. Для костра сойдет.
Он быстро соорудил очаг, расчистив место от прошлогодней высохшей травы, разжег бодрый костерок и принялся ощипывать утку. Соли с собой не было. Но когда в желудке ни крошки хлеба со вчерашнего вечера, соль становится уже излишней роскошью. Еще немного — и Шейн не побрезговал бы и сырой уткой. Но все же — пожарить — это все еще по-человечески. Он ощипал и выпотрошил утку, разрезал тушку на четыре куска. Насадил их на обструганную палку и закрепил над огнем. Это будет славный обед. Он даже улыбнулся, предвкушая отвратительный привкус тины и рыбы. Без соли. Экая вкуснотища. Дикие утки были совершенно особенным охотничьим удовольствием. Но Шейну уже давно было плевать. Он сожрет это и не мяукнет.
А через пятнадцать минут по округе поплыл одуряющий запах жареного мяса. Если в радиусе трех сотен метров был хоть один живой человек, ему пришлось бы сплюнуть на сторону, чтобы не захлебнуться слюной.
Мясо Шейну всегда удавалось.

Он не знал, чувствуют ли мертвецы запах. Ведь, черт возьми, стоит немного простудиться, и нос закладывает плотно и полностью. Какие там запахи — дышать приходилось едва ли не через уши. А что на счет сломанного носа? Шейн знал это не понаслышке. Нос ему ломала жизнь не раз и не два. Обоняние притупилось после второго.
А что делать, если твой нос прямо скажем — мертв? И разлагается почти на ходу? Разве мертвецы не должны ощущать исключительно запах собственного гниющего носа? Это было бы логично. Но как тут надеяться и рассчитывать на логику, когда уже год по земле ходят восставшие трупы? У них нет ни глаз, ни носа. Но они видят и чувствуют. Их желудки давно сгнили, но они все равно жрут.
Шейн не знал, что приманило сюда мертвеца. Черт побери. Вряд ли запах свежего утиного шашлыка. Когда он решил остановиться здесь, то проверил помещение склада внутри. Хотел избежать неприятных сюрпризов. Но он не стал оббегать всю территорию чертовых складов. Надеялся отсидеться по-тихому. Не вышло.
Мертвяк шагнул в дверь, и Шейн вздохнул, тихонько помешивая мелкие обломки прогоревших досок в костре. Нужно было встать и прикончить тварь подальше от костра, чтобы в прикуску к озерной тине не получить еще и настойчивый запах морга.
Он с силой воткнул палку в землю у костра и поднялся. Одной рукой вынул злой хищный нож, а другой, по приевшейся привычке — в секунду — быстрое движение ладонью по выбритому затылку, вверх, от основания шеи до макушки. Это движение было с Шейном, сколько он себя помнил. Наверное, с самого детства. Чаще всего оно обозначало что-то вроде «черт возьми, ладно». А вот «ладно, да» или «ладно, нет», — зависело от ситуации.
Мертвец был длинным и сушеным, словно жердь. Кожа на лице ссохлась серым пергаментом, а одежда почти не истлела. Он словно весь иссох и почти мумифицировался. Он почти не вонял. Шейн даже не прикоснулся к нему руками. Один точный отработанный уже удар — в висок. Туда, где кость тоньше всего. Очень не хотелось трогать мертвеца перед едой. Помыть руки было нечем. Последние полфляжки воды остались для питья.
Шейн обтер нож об одежду мертвеца и развернулся к костру. Лицо его было абсолютно спокойным. Он ничего не чувствовал. А ведь меньше года назад один единственный мертвец вызвал в лагере настоящую панику. Все сбежались, с оружием, пистолетами, ножами и палками, — взглянуть на то, как ходячий жрет оленя, которого подстрелил младший Диксон. Все были взбудоражены. Взволнованы и испуганы. И он тоже.
А сейчас что? Если б ему было не так лень, он бы даже ножа пачкать не стал. А нашел бы какой-нибудь кол, кусок арматуры или обрезок металла. Но он не чувствовал не то что испуга. Даже легкого волнения не ощутил. Опасность утратила свой вкус.
Ну что, утка?  Пора снять первую пробу?
Шейн шагнул к костру.

— Два бургера с двойным сыром, картошку, порцию крылышек и колу.
Шейн улыбался, предвкушая хрустящую курицу, картошку в сырном соусе и дьявольски горячие и дьявольски вкусные бургеры. Он любил всю эту дешевую вредную еду. Любил запах и вкус, и даже сам вид чертова фастфуда. А главное что он любил — это скорость, с которой девчонки и парни готовили и метали на прилавок. Шейна всегда зачаровывал этот неостановимый поток. Словно водопад. Или пламя горящего костра.
— Любишь ты это дерьмо. Когда-нибудь оно тебя убьет, — Рик ухмылялся, прислушиваясь к рации в машине, а Шейн только отмахнулся.
— Поверь, дружище. Если что меня и укокошит, то это точно будет не картошечка.

С того дня прошло несколько лет. Шейн так и не научился готовить. Оказалось — ни к чему. Консервы или суп из пачки готовить не было нужды. Залил кипятком или разогрел на костре — вот и вершина кулинарного искусства. Глотнул воды из фляжки — аперитив, месье. Поэтому Шейн относился к своему кулинарному кретинизму вполне спокойно. Главное, что он может добыть еду. А уж как там ее приготовить — дело десятое.
Утка шкворчала и шипела на костре, пузырясь и истекая жировой капелью. Да, лучше и безопаснее было запечь ее в углях, конечно. Тогда запах от жареного мяса не обдавал бы сейчас волнами всю округу, истошно вопя любому живому существу: «Еда-еда-еда! Тут! Прямо здесь!». Но в этот раз Шейн предпочел рискнуть. Место было пустынным, жилых и пригодных для обитания мест тут не найти. Подходящих для углей дров нет. Трухлявый сосновый горбыль прогорал почти мгновенно, не оставляя после себя вообще ничего, кроме горстки пепла. Подходящей для этого глины тут не отыскать, последний кусок походной фольги Шейн потерял вместе с лагерем Элис. И на открытом огне утка все же пожарится быстрее, хотя и будет суше и жестче. Черт с ним. Шейн не собирался выигрывать конкурс «Рататуй-2011». Он просто хотел пожрать.
Он шагнул к костру, собираясь наклониться и снять один из деревянных вертелов. Нанизанные на него куски мяса выглядели чертовски аппетитно и с виду казались совершенно готовыми. И в этот миг он услышал человеческий голос.
— Эй, привет.
Шейн был достаточно битым в этой жизни, чтобы резко предположить, чем может обернуться такой вот оклик. Да чем угодно. Но в первую очередь пулей в спину. Ее-то он ждать и не стал. Рефлексы за этот чертов страшный год отточились до остроты дьявольской бритвы. Шейну не надо было думать и решать, куда бежать, что хватать и чем отбиваться от непрошенных гостей. Этому перекату учат всех курсантов в Полицейской Академии. Шейн научился этому еще раньше. В восемнадцать лет. В первые полгода службы в армии. Там все было просто — не успел, не упал, не ушел за укрытие — получи резиновую пулю в ребро или в спину. Это было — больно. Очень. Каждый раз. Вся рота ходила синяя после таких учений. Но черт побери, как же быстро они все научились прятаться и шкериться за любой скрюченной кочергой на поле боя. Шейн и предположить не мог, что он способен уместить свою почти стокилограммовую тушу за несколькими шлакоблоками так, что не останется торчать ни носка ботинка, ни локтя, ни даже носа. Все что угодно — лишь бы не снова это дерьмо. Сломанное ребро или насмерть отбитая задница. Там уж куда бог пошлет — куда сержант попадет.
Вот и сейчас, на секунду могло показаться, что огромный дядька просто рухнул на пол головой вперед. Но это был молниеносный перекат. Тем же движением он ухватил стоящую у ящика винтовку и тут же укрылся за несколькими фанерными ящиками. Трухлявое дерьмо можно было проткнуть даже пальцем. Но самое важное, что у противника нет обзора. А палить в пустоту сегодня не хотел никто, — патронов было жалко до слез. Поэтому Шейн просто молчал и ждал. Утка шкворчала на огне. Шейн злобно оскалился на секунду — пожрать ему, видно, сегодня была не судьба.
Он чутко прислушивался к окружающей тишине. Пытался вычленить посторонний шорох за стенами, шаги, шуршание одежды, скрип кожи на портупее или тихий лязг затвора. Пытался узнать, окружен он, или девица одна. Но сколько бы он ни прислушивался — вокруг было тихо. Шейн едва слышно цыкнул и хрипло каркнул из своего укрытия.
— Чего тебе?
Он слушал ее голос, не выглядывая из-за ящиков. Пытался представить потенциального противника. Выходило так себе. Судя по голосу, это была девушка — от двадцати до тридцати лет. Голос приятный и мягкий. Но на том и всё. Она сказала, что собирается выйти и Шейн мельком выглянул из-за укрытия. Девчонка и правда молодая. Рыжая, как начищенный медный тазик.   На плече винтовка, одета справно. А смотрит больше не по сторонам, а на костер. Не опасна говорит… ну ладно, поглядим.
— Зачем пришла?
Черт. Она хотел есть. Если не врет, а по взгляду на чертову подгорающую утку было ясно, что нихрена она не врет. Шейн вздохнул, мотнул головой и поднялся на ноги. Девчонка говорила про обмен. Может правда, а может нет. На слово он давно никому не верил. Шагнул к двери, выглядывая наружу. Если кто-то пришел  с ней, спрятаться было или негде, или далеко — у соседнего здания, метров за тридцать. Снаружи все оказалось тихо. Она и правда была одна.
Шейн мельком потянул воздух носом, принюхиваясь, словно зверь. От нее пахло женщиной. Человеком. Он едва заметно нахмурился и шагнул в сторону, коротким кивком приказывая ей зайти вовнутрь. Он цифровал ее быстро, наметанным глазом выделяя оружие, гидратор, рюкзак, обувь и возможные места под патроны и снаряжение. Упакована она была неплохо. Сам он не стал бы брать с собой гидратор — ему хватало и фляги. Но привычки у всех разные. И то, что девица имеет этот гидратор, когда он ей нужен, — уже определенный показатель.

— Я одна, не бойся.
Он не стал объяснять ей, что бояться и опасаться — это разные вещи. Шейн ничего в жизни не боялся. Вообще. Ни высоты, ни темноты, ни клоунов, ни пауков или змей. Он даже смерти не боялся. Был готов к ней. Но просто не согласен был умирать. А потому остерегался и опасался. Реальных угроз. Настоящих. Пули в живот из спрятанного в кармане пистолета несчастной девушки-бродяжки. Или растяжки на двери казалось бы брошенной хижины. Люди — бесконечно хитрые и коварные твари. Они способны на все, что угодно. Лишь бы ты поскорее двинул кони и оставил им свой хабар. Шейна такой расклад не устраивал. И потому он был осторожным и внимательным. Чутким и острым, словно скальпель.
Он неопределенно двинул подбородком на ее предложение поменяться. Ему не нужны были чертовы лекарства. А вот утка была одна, и не слишком большая. Такую крякву он схарчил бы один и не сильно утомился. Но он смотрел на это веснушчатое лицо, на едва заметно изломленный брови, видел ее измученный голодом взгляд. Он не понаслышке знал, что значит не жрать три дня. Сатанинская пытка.
Хрен с ней. Себе он еще добудет. А девчонка — это девчонка. Мучить ее не было ни сил, ни желания. Ему кусок в глотку не влезет, если он сейчас выставит ее на мороз, а сам сядет к костру. Нахрен…
И снова быстрый росчерк движения — ладонью снизу вверх по затылку, от шеи до макушки — «ладно».
— Садись уже, не мнись.
Он снял с костра струганный вертелок с двумя кусками утиной тушки и протянул девчонке. Отдал половину своего обеда. Черт с ней, пусть ест.
Он наблюдал за ней не пристально. Быстрыми короткими взглядами. Винтовка стояла рядом, на таком близком расстоянии она была неудобным оружием. А вот пистолет он вынул из кобуры и тихонько положил на землю у коленки — предохранитель снят, патрон в стволе.
Они ели, сидя напротив друг друга. Привкус чертовой тины и рыбы был неистребим. Соли — ни крупицы. Но черт побери — как это было вкусно.
Шейн подумал вдруг о том, что эта девчонка делает здесь одна. В этой чертовой глухомани, где ни магазинов, ни продовольствия, нихера тут нет. Может быть она…
— Эй, — он шмыгнул носом и прищурился, словно бы другими глазами глядя на свою сотрапезницу, — ты знаешь Рика Граймса? Или этого, как его мать… губернатора. М? Видела кого-то из них? Рик и его группа, они жили в мужской колонии… тут недалеко. — Шейн коротко ткнул пальцем на восток — туда, где за сутки пешего пути отсюда стояли заполоненные мертвецами стены тюрьмы. - Ты не оттуда? Мне надо знать, выжил кто-то там. Или нет.
Он смотрел ей в глаза, а в голове складывались и складывались мысли. Одна к другой. Словно карточный домик — хрупкий и сказочный. Дунь — рассыплется. Вдруг… она выжила? Вдруг?

Шейн слушал ее голос. Ловил интонации. Смотрел будто не на нее, а насквозь. И на три метра под ней. Улавливал общий фон, настрой и словно бы запах. И пахло от нее вкусно.
В своей жизни Шейн видел очень много людей. Добрых, злых, наивных, жестоких, сволочных и паскудных. Попадались даже вовсе не люди. Отмороженные звери. И по опыту работы и по компанейскому опыту общения офицер Уолш научился недурно разбираться в людях. Чаще всего ему хватало перемолвиться с человеком парой фраз, чтобы сообразить, каков он в целом, чего от него ждать и по какой логике он мыслит.
Иногда Шейну даже казалось, что большинство людей делится на что-то вроде групп. Типов личности что ли. Шейн никогда не интересовался ни философией, ни психологией. Это были всего лишь жизненные наблюдения. Но наблюдения эти работали безошибочно.
И вот сейчас девушка, которая сидела напротив, идеально вписывалась в редкую и драгоценно великолепную группу. Шейн словно бы чувствовал, почти физически ощущал ее энергию, напор и целеустремленность. Она просто жевала чертову крякву без соли, а Шейн знал, что эта девушка честная, упорная, неудержимая и, не смотря на все, — тяжеловесная, словно монолитная, сделанная из единого куска белоснежного мрамора. Для таких, как она, нет серых оттенков в мире. Есть только черное. И белое. Хорошее и плохое. Ты либо враг, либо друг. И быть ее врагом отчего-то не хотелось.
Такие люди искренние и безапелляционные. Такие люди не умеют прогибаться и идти на уступки. Не умеют жертвовать. Не хотят смиряться.
Немного похоже на Рика. Но только без всего этого дерьма.
Шейн чувствовал невольную симпатию к этой девушке. Едва ощутимый толчок. Может, она напоминала ему Рика в его лучшие годы, в совсем зеленой молодости. Было очень похоже.
Шейн навсегда запомнит учения для патрульных офицеров в чрезвычайных ситуациях. Они с Риком были еще совсем зелеными. Только-только пришли на службу. Молодые офицеры, значки блестят, кобура не обмялась, рукавчики отглажены, глаза большие, гордые и испуганные. Господи боже, какими щеглами они были, страшно вспомнить. Страшно и смешно.
В тот день из Лос-Анджелеса в Атланту приехала огромная группа, сборная солянка из разных департаментов полиции. Совместные учения. Обмен опытом. Ситуации были самые разные. Неожиданные и порой — жесткие. Ситуации непрофильные. Шейну и Рику досталась ситуация, где они — патрульные полицейские — становятся заложниками в банке вместе с еще несколькими гражданскими. Их спрашивали, что они станут делать. Что скажут, как будут себя вести. Шейн тогда сказал, что попытался бы завязать диалог, выяснить намерения и попытаться надавить на логику. Найти способ убедить преступника. А если ничего не выйдет, подчиниться, соблюдать его условия. Попытаться успокоить заложников. Ждать переговорщика от полиции или ФБР, во время штурма прикрыть заложников, чтобы избежать жертв.
Да. Тогда Шейн еще верил в государство. Верил в систему. В то, что страна защитит своих граждан. Что на все есть план. Протокол. Что все — предусмотрено и продумано. Каждый выполняет свою работу. И их обязательно спасут.
А Рик сказал тогда, что он попытается договориться. А потом, если ничего не выйдет, он будет пытаться устранить преступника. Обезоружить его, обездвижить и произвести арест. Если придется — убить. «Я должен исполнить свой долг», — сказал тогда Рик. И Шейн был с ним несогласен.
Рик всегда был таким. Неудержимым. Этот вкус неудержимости Шейн различал теперь в деталях. И в Летиции он тоже почуял его безошибочно. Эту девчонку не сломить. Не запереть. Ну чтож. По крайней мере, мотив у нее самый честный из всех, что сейчас можно встретить. Она просто голодна.

Граймса она не знала. Губернатора не видела. Шейн не то чтобы рассчитывал на нее. Но все же. Тот росток надежды, хрупкий и едва живой, который проклюнулся в обожженной и покрытой пеплом душе Шейна, его нечем было сейчас поддержать. Он снова угасал, обращаясь в такой же прах и такие же хлопья черной сажи, которые укрывали его пустыню от земли до самого неба. Все сгорело. Не осталось ничего. Его дочь не смогла бы выжить там. Кроха, которой нет и года отроду.
Шейн хмуро слушал свою рыжую сотрапезницу. Он никогда не умел скрывать эмоций.
— Может быть, есть смысл посмотреть там самому?
— Ты не видела, что там творится. И сколько там этих ходячих ублюдков. Море. Не протолкнуться… Да.
Он задумчиво вертел в руках обструганный деревянный шампур с почти съеденным полуобедом. Мысли были далеки от еды.

Оказалось, что зовут девчонку Летицией. Шейн невольно усмехнулся. Была у него давным-давно девушка по имени Летиция. Он звал ее Летти. И девчонка эта была словно лесной пожар. Дикая, необузданная, яркая и совершенно чумовая. Они расстались только потому, что она внезапно собрала вещи и ломанулась в Нью-Йорк, — хотела вступить в какую-то жутко бредовую программу  по освоению космоса и заселению планет системы Хероцентавра. Шейн не вникал в весь этот бред. Он просто с ума сходил тогда, безнадежно теряя свою женщину. Но Летти была непреклонна. Она хотела принести пользу человечеству. И Шейну ничего не оставалось. Только отпустить ее к звездам. Он не слышал больше ничего о той программе. И о Летти. Это были дикие времена, когда телефонная связь казалась вездесущей, интернет пронизал и связал весь мир. А от одного полушария до другого можно было добраться за несколько часов.
Страшные времена. Благословенные.
А сейчас перед Шейном сидела еще одна Летти. Такая же юная и чистая. Такая же незамутненная. И он просто не мог быть с ней холодным и молчаливым. Она каким-то безумным и странным образом без труда преодолевала все его щиты, нарощенные за этот год. Истинное безумие.
— Летти, значит, — уголок губ едва заметно дернулся, обозначая едва заметное тепло улыбки. — Я Шейн. И… не переживай за это. Все нормально.
Он прекрасно понимал опасения и эмоции оголодавшего человека. Сегодня провиант, оружие и медикаменты стали бесконечно ценным ресурсом. Редко кто пустит к огню, позволяя переночевать в безопасности. И уж точно никто из людей сегодня не предложит голодному и замерзшему путнику добра, уюта, плед с оленями и кружечку горячего какао с печеньем. Прошли благословенные времена цивилизации, полицейских сирен, интернет-аукционов и благотворительных фондов в пользу детей Зимбабве. Настала эпоха неприкрытого людоедства, безумия всех мастей и форматов, подлости, алчности и безнаказанных убийств. Ради крепких сапог. Ради пары банок тушенки. Ради исправной винтовки. Ради забавы. Ради наслаждения. Честных, добрых, искренних и щедрых людей больше нет. Все они стали мертвецами. Так или иначе.
Потому, если человек делится с тобой едой, добровольно и просто, — это уже почти невозможно принять за правду. Тут же начинаешь искать подвох, оглядываться и ждать удара в спину. Шейна это совершенно точно нервировало бы. Летти же… видимо, голод был таким сильным, что девчонке было плевать вообще на все.
Она очень хотела хоть чем-то отплатить за еду. Когда дело дошло до упоминания одежды, Шейн не выдержал, и внезапно улыбнулся. Он просто представил себе этот непереводимый кошмар — себя в футболочке Летти. Улыбка вышла короткой, внезапной и он быстро смял ее, снова загоняя под угрюмую и напряженно сосредоточенную маску. Но этот проблеск, эта секунда была такой искренней. Незнакомому человеку могло показаться, что в этот миг сквозь хмурого одичалого бродягу наружу проступил совершенно другой человек, — живой, компанейский парень, любитель шуток, болтовни под пиво и самых лихих выходок, которые только можно измыслить.
— Ешь давай… — он прервал ее попытки всучить ему хоть что-то из своих пожитков. Ничего ему было не нужно. Может, она и ловкая, но Шейн полагал, что все же силы, выучки и опыта у него побольше, чем у этой белки. А значит, шансы добыть припасы — сильно выше. Она почти ребенок. В дочери ему годится. Он выше ее чуть ли не на голову и вдвое шире в плечах. Ничего он у нее не возьмет.

Летиция жевала бесподобную крякву. Шейн молчал, давая ей время спокойно поесть. Костер быстро прогорал. Чертова труха.
Шейн встал и шагнул к ящикам, за которыми прятался от Летиции всего десять минут назад. Он хотел поискать какую-нибудь дровину, обломок доски покрепче или полешко, чтобы сунуть в костер и вскипятить последнюю воду на чай. Он попинал ногой фанерные ящики — уже совсем мягкие, словно картон. По всему было видно, что стоят они тут изрядно давно и гнить начали года за три до апокалипсиса. Он поворошил крышку. Ящик оказался неподъемным. Какого черта туда наложили. А потом взгляд вдруг зацепился за едва видную размытую, странно знакомую эмблему. Ну конечно… Гуманитарная помощь. Черт же возьми вас, уродов. Ну ладно красть деньги из бюджета или угонять машины у богатеньких воротил. Но гуманитарную помощь… Это слишком. Шейн поморщился от омерзения.
Только вот почему ящики здесь. Почему полные. И… может быть, то, что внутри…
Перед глазами в мгновение ока замелькали упаковки консервов, рыбы, тушенки, каша, тефтели, овощи, джем, сигареты, сухпайки, персональные аптечки.
"Патроны, Шейн. И гранаты забыл. Помечтай."
"Ну пусть хоть тушенка будет, жалко что ли?"
"Не жалко. Открывай."

ХРУСЬ!
Шейн ножом поддел крышку, и она слетела с ящика так легко и быстро, словно никогда не была прибита. А Шейн Уолш стоял посреди разрушенного склада в Хуево-Кукуево, на западных околотках штата Джорджии, и пялился в открытый ящик с таким лицом… с точно таким же лицом на его месте четыре года назад стоял хозяин этого склада.
Книги.
Чертовы, мать их, гребаные книги.
Шейн вздохнул. Тяжело и опустошенно. Протянул руку и взял одну.
— Жан Поль Сартр. «Тошнота». Как мило. Я думал, там что-то полезное… Блядь…
Это была почти жалоба. Во вздохе. В разочарованном до предела хриплом голосе. В этом сочном и емком «блядь», удивленном и глухом.
Шейн вернулся к костру и сел на свое место. Книга выглядела очень простой и старой.
— Зачем посылать в гуманитарной помощи книжку, которая называется «Тошнота»? Медицинская что ли? Про отравления? Может, чего-то полезное будет?
Шейн открыл книгу и уставился в аннотацию.
— «Тошнота» — атеистическо-экзистенциальный роман Жан Поля Сартра. Темы, которые поднимает автор, типичны для философии существования — человеческая судьба, хаос и абсурд человеческой жизни, чувства страха, отчаяния, безысходности. Сартр подчёркивает значение свободы, трудности, которые она привносит в существование, и шансы, позволяющие их преодолеть.
Лицо Шейна было непередаваемым в этот момент.
— Не врут. И правда, тошнота… Протагонист романа пытается найти Истину, он хочет понять окружающий его мир… Мудаки...
Шейн вздохнул, словно умирающий буйвол, спокойно, без сожаления выдрал несколько страниц и, скомкав, подбросил в догорающий костерок.

А через минуту, когда экзистенциализм принес свою последнюю пользу человечеству, и Шейн уже собрался выплеснуть в котелок последнюю воду из фляги, чтобы закипятить крепкого чаю, где-то далеко, на грани чуткости, в мирный быт обеденной стоянки двух бродяг вошел странный гул. Шейн замер, словно парализованный, прислушиваясь к небу. В этот момент он забыл обо всем. Об утке, о «Тошноте», о голоде, едва припудренном половинкой небольшой птицы. Сейчас важным казался только нарастающий рокочущий звук в небе. Это был вертолет.

И снова он слушал ее голос. Ловил искренние горячие нотки, пока она говорила.
Сидел боком, не выпуская ее из поля зрения, а она копалась в ящике с книжками, словно енот в мусорном баке. Это было воистину постапокалиптическое зрелище. Польза. Сокровища. Ценность книг. Да. Конечно. Только есть одно маленькое «но»…
— Ты все эти сокровища на себе понесешь? Можно, конечно. Рюкзак у тебя все равно пустоват. Много поместится. Но лучше приделать тебе сзади тачку. Я тут недалеко, километров за сорок, видел супермаркет. Там есть тележки. Нагрузим с горкой… — Шейн говорил это все с абсолютно серьезной рассудительной миной. Смотрел, как Летиция откидывает интересные книги в одну сторону, а хлам вроде «Тошноты» — в другую. Смотрел и изо всех сил старался держать лицо. Не фыркнуть от смеха. Надо же. Редко кому за последний год удавалось так быстро расположить к себе бывшего копа. Возможно, даже не желая того.
Шейн много пережил, как и все выжившие в этом мире. И чтобы он через пятнадцать минут после первой встречи сидел и откровенно подшучивал над почти незнакомым человеком… да такого и в мирное время не было почти никогда. Может быть, Шейн хватается сейчас за соломинку. Он потерял всех. Разом. В один день. А Летти — словно воскресший призрак прошлого. Самого чистого и светлого, что было у него в юности. Словно отпечаток этой солнечности и чистоты лежал на всей ее фигуре, проскальзывал в жестах, слышался в голосе. Шейн никак не мог отделаться от этого ощущения. От того чувства, что она — своя.

Гул заполнял небо плотным надрывным звуком. Он все нарастал. Казался воем подыхающего зверя. Шейн почуял это всем организмом, от макушки до самых пяток, — что-то не так.
Летти абсолютно бесшумно спрыгнула с ящика, вмиг забыв о книгах. Подняла винтовку и скользнула к двери. А Шейн шагнул к проломленной стене — под крышу. Дыма от костра не должно быть видно — труха, горящая в огне, высохла до хруста. Шейн совершенно не рассчитывал на угрозу с воздуха, поэтому костер разложил по логике — прямо под проломом в крыше, чтобы чад и дым свободно выходили наверх, не скапливаясь под стрехой. Видно ли сверху огонь? Черт его знает. Шейн осторожно выглянул в стенной пролом — вверх, в небо.
Они увидели вертолет одновременно. Он шел низко над складами. Темно зеленая, почти черная раскраска, крупные белые бортовые номера. Тяжеловесный мощный силуэт. И густой черный дымный след позади, длинной отчетливой полосой.
— Подбит… — голос Шейна был спокойным, но едва заметно сиплым. Он видел гибель вертолетов в операции «Правое дело» в Панаме. Это было страшнее подрыва бронетранспортеров или грузовиков. Внушительнее гибели любой другой военной машины.
Они смотрели на падение черного ястреба. Медленное, неотвратимое. Пилот, видимо, пытался справиться с управлением. Но в какой-то момент двигатель вспыхнул ярким пламенем, и вертолет занесло, закрутило в воздухе. Рокот движка мгновенно стих, остался только вой и свист в небе — это падала тяжелая бронированная машина — «душа погибшего танка», как говорили о них. Вертолет, словно снаряд на излете, промчался по длинной пологой дуге и рухнул в подлеске, за пару километров от случайного костра Шейна и его новой знакомой.

Взрывы, грохот выстрелов, вопли раненых. Яркие слепящие вспышки, гулкий низкий грохот. Такой внушительный и густой, что Шейн чувствовал, как под его телом каждый раз вздрагивает земля. И он вздрагивал вместе с ней. Он ничего не соображал. Вокруг творилась такая круговерть, что он едва успевал дышать.
Отделение продвинулось вперед благодаря его рывку там, на подступах к аэропорту. Теперь они занимали крайний пустой ангар. По ним постоянно стреляли. Беспокоящий неприцельный огонь только для того и был нужен — не дать американским солдатам поднять голову. А следом редко, но страшно лупил миномет. Тупо, без сноровки. Но регулярно.
Двое раненых. Один злобно перетягивал себе руку бинтом из личной аптечки. Второй мычал, закусив губы, над ним нависал медик. Слышался хруст рвущейся ткани, влажное хлюпанье и рычание. Шейну казалось иногда, что там кого-то едят заживо.
И в этот момент сквозь выстрелы и грохот разрывов они услышали свист разгоняющегося вертолетного двигателя. Их будут держать тут под огнем, чтобы кто-то очень важный успел уйти. Чтобы машина смогла подняться в воздух, где ее уже не достать ничем. Авиация далеко — все единицы задействованы в центре. Десантные самолеты не в счет. Есть только они — группа захвата «Красный». И их главная цель — не дать ни одной твари подняться в воздух со взлетных полос международного аэропорта Рио-Ато.
Вертолет не так просто подготовить к взлету. Чтобы разогнать винты и нормализовать работу, понадобится минут десять. Как минимум. Шейн оглянулся назад. Туда, где командир отделения закончил свою перевязку и теперь, злобно щерясь, перекатился на живот и пополз вперед, к Уолшу.
— Сэр…
— Чего? Свистит? — на щеке кровь, зрачки сужены до предела, но ему плевать. Он слушает вертолет.
— Да, сэр. Через десять минут взлетит.
— А пусть взлетит… Получит от папка на орехи.
Шейн смотрел на то, как его командир достает из чехла небольшой складной гранатомет. Не спеша раскладывает, снаряжает и настраивает прицельную планку. Он был спокоен, как мамонт в нежную погоду. Не спешил, не дергался. Движения четкие и уверенные. Ему некуда спешить. Десять минут впереди. А то, что вокруг пальба — ну так что ж… пуля — дура.
Свист все нарастал, повышал тональность, двигатель набирал обороты. И наконец, когда все выровнялось, и звук стал ровным, точным и чистым, отделение поднялось. Все они должны были прикрывать капитана. Подавить огнем всех. Заставить чертовых обезьян нюхать носом бетон. Дать командиру время прицелиться.
ШШУХ…
Гранатометный выстрел ушел в небо ярким росчерком.
Вертолет пронзила огненная игла, мгновенно, навылет. В тот же миг машина накренилась, закружилась в воздухе. Пилот убит или контужен. Вертолет потерял управление, пошел болтаться кругами и, наконец, рухнул на взлетную полосу.
Когда группа захвата подобралась к упавшей машине, там даже остались выжившие. Двое из восьмерых пассажиров были тяжело ранены, но смогли выжить.
Но самое важное бойцы группы захвата «Красный» обнаружили в ящиках, загруженных в салон боевой машины до самого потолка.
Чистый кокаин.

— Знаешь кого-то, кто мог бы владеть вертолётом?
Шейну все стало ясно. Может, он не был великим мыслителем и не прочел пятьдесят тысяч книг, всего Шекспира в оригинале и четырнадцать томов дополнительных комментариев к «Тошноте». Он даже не представлял, что такое экзистенциализм. Но зато Шейн Уолш был неизменно хорош в тактике. В быстрых планах, жестких, смелых, рассчитанных на рывок, интуицию, силу и везение.
Опасно? Да. Но и куш был всегда — достойный.
Вертолет был военным. Знаменитый «Черный ястреб». Его использовали везде. В Персидском заливе, в Сомали, в Ираке и Афганистане. Многоцелевая удобная мощная машина. Чаще всего его использовали как транспортную технику. Десантное отделение было рассчитано на одиннадцать бойцов в полном вооружении. По штату полагалось два пилота и борттехник. Но при необходимости пилотировать можно было и одному. Тяжело, утомительно, страшно неудобно. Но можно.
Шейн шагнул от пролома к своим вещам. Костер тушить не стал — нечему тут гореть — вокруг один бетон и ржавый металл. Он начал быстро запихивать свою небогатую кухонную утварь в рюкзак. Мельком взглянул на Летицию, неопределенно двинул плечом.
— Точно не знаю. Возле той колонии, среди толпы мертвецов, я видел горящий танк… — Шейн на секунду задержал внимательный взгляд на лице девушки, словно пытаясь сообразить, понимает она его или нет. – Думаю, если где-то есть танкист, там же может быть и пилот.
Он закинул котелок в рюкзак и застегнул клапан.
— Губернатор, тот тип, который напал на отряд людей в колонии… Он не военный. Но у него был танк. Понимаешь? Вертолет тоже может быть его. А если так… то в нем могут быть его люди. Если они выжили, хоть кто-то… — Шейн выпрямился, глядя девушке прямо в глаза, и взгляд его был сейчас чудовищным. Неузнаваемым. Это был взгляд человека, который задыхался от бесконечного гнета, бился и рвался каждый божий день, но никак не мог победить. А сейчас — он вдруг почувствовал глоток воздуха. Что-то близко…совсем рядом.
— Они могут знать, где Джудит…
Он осекся. Мгновенно сообразив, что сказал больше, чем хотел. Но слово — не воробей, это всем известно. Он отвернулся на миг, хмурясь и мельком касаясь ладонью затылка, а потом снова повернулся к девушке.
— В той колонии была моя девочка. Она маленькая, совсем крошечная. Я не смог и близко туда подойти, чтобы понять, выжил кто-то или нет. Но если… Черт. Если это вертолет Губернатора, его люди могут знать, что стало с отрядом Рика. И где моя дочь. 
Он застегнул куртку и закинул рюкзак на плечи.
— Слушай, Летти. У тебя нет еды. И в ближайшей округе черта с два ты что-то отыщешь. Это район промышленных складов. До ближайшего городка или фермы — не меньше двух суток пешком.
Голос его был хриплым и низким. А жесты тела и эмоции на лице — живыми и правдивыми. Шейн никогда не умел толком прятать эмоции. Если уж орал — то от души. Если веселился — то от всего сердца. Но сейчас ему точно было не до веселья.
— Вертолет — очень ценный ресурс. И ты права, он жрет топлива столько, сколько ни одна машина за всю жизнь не перекатает. А значит, вертолет не будет лететь просто так. Пустым, я имею в виду. Там, наверняка, есть что-то ценное и полезное. Оружие, патроны, продовольствие, медикаменты, броня. Да что угодно. Вертолет упал. Высота небольшая, но это крушение. Если там есть вооруженные люди, то они точно не в полной боевой готовности. Сечешь? Это шанс для нас обоих. Мне не нужно ничего из того вертолета. Если там что-то найдется — ты можешь забрать, что захочешь. Мне нужно только узнать про мою девочку.
— Я пошел бы и один, конечно. Но ты же отлично понимаешь, что напарник в такой операции — нужен как воздух.
Шейн кивнул на винтовку в руках Летти.
— Ты же не просто так носишь с собой эту рельсу?

Внешность. Шейн слишком хорошо разбирался в людях, чтобы давно и прочно понять — внешность не значит ничего. Если хочешь узнать человека — не смотри на него. Не слушай его. Потому что слова — тоже пустое. Важны только поступки. Только они определяют нас в жизни. Только они одни говорят о том, кто мы есть на самом деле.
И в ту секунду, когда Летти произнесла это короткое и емкое «Пойдем», она преобразилась. В одно невозможное, неуловимое для глаза мгновение. Узкий промежуток между двумя ударами сердца.
Из книжной заучки, рыжей бродячей белки с подведенным от голодухи животом, из незнакомой потенциально опасной и тревожно оснащенной девчонки, — она превратилась в Летицию. Настоящую. Живую. Важную и понятную.
Она сказала, что делает это ради ребенка.
Чужого ребенка.
Шейну эти слова тоже были слишком хорошо понятны. На ее месте он поступил бы точно так же.
Шейн Уолш не гордился очень многими своими поступками. Большинство людей год назад назвали бы его преступником. Убийцей. Его ждала бы тюрьма. И, скорее всего, смерть в коридоре по пути на прогулку. От трех или четырех ножей. Бывшие копы в тюрьме не живут долго.
Но ни один из этих поступков Шейн не совершал просто так. Он никогда бы не подумал убить человека из легкомысленного желания подстраховаться. Нет. Не таким он был. Нужна была по-настоящему веская причина. Угроза жизни тех людей, которыми он дорожил больше всех на свете. Теперь этих людей нет рядом. Дорожить некем. А значит, и убивать — незачем.

— Я не стану убивать людей просто так. Но запомни. Если кто-то из них выстрелит в тебя, или ранит тебя,— я прострелю ему бошку.  — Он мельком, почти не поворачивая головы, бросил быстрый взгляд на Летти.  — Поняла? Просто чтоб не говорила, что не предупреждал.
«Ты правда так решил, Шейн?»
«Заткнись, ради бога…»

Она оказалась снайпером. Интересно. Спортсменка или просто хорошо стреляет? Характерной военной выправки у девчонки он не заметил. Армия США оставляет следы на людях. На каждом из своих солдат. Навсегда. И женщины, служившие не штабными писарями и не медичками, — были словно помеченные. Осанка, походка, движения, — каждая деталь кричала «я знаю, что такое военная служба!». В Летти этого не было.
По большому счету Шейну было неважно, кто она такая. Но этих мыслей было не вытурить из головы.
«Она все равно не останется с тобой, Шейн».
«Откуда тебе знать».
«От верблюда, баран. Никто не остается с тобой. Все — умирают. Пусть идет своей дорогой. Иначе ты и ее угробишь».
«Увидим».

— Тяжелый. Это точно. Лучше заменить его. — Шейн невнятно двинул подбородком в сторону револьвера на поясе Летиции. — При первой возможности. Иначе начнешь стрелять — набьешь сустав на кисти. Это рано или поздно. Кончится травмой. А человек без правой руки сегодня — сама знаешь… Тебе бы что-то легкое. Вроде глока. Пластик, и патронов для него дохера. Везде.
Шейн давно пришел к походному опыту уменьшения веса. Со скепсисом смотрел на людей, которые рассекали по вымершей земле с парой Дезерт Иглов или еще чем-то таким же пафосным и… неоправданно огромным. Все равно что ходить с барретом на плечах. Зачем? Против кого? С какой целью? И живые и мертвые умирают от одной пули в голову из самого легкого и короткого из серии глоков. Тогда зачем нужна тяжесть, дьявольская отдача и боль в набитой выстрелами руке?
— И рельсу я б тоже сменил. При любом удобном случае. Не знаю, как там оно в меткости, не держал в руках. Но какой смысл в пятидесятом калибре, когда у него нет магазина? Один патрон. Это хорошо для курортной охоты на оленей. Но сейчас. Лучше иметь что-то более удобное.
Шейн покосился на Летти. Не взбрыкнет ли? Ведь год выживать в этой чертовой срани. И после всего этого получать отповедь от хмурого козла, который тебя же и попросил о помощи… не каждому это понравится.
— Ты не думай, я не лезу в твой монастырь. Просто иногда. Каждая секунда может стоить жизни. А перезаряжать эту… бандуру. Сколько? Секунды три при сноровке? За это время любой полуавтомат отстреляет полный магазин…
Он заставил себя заткнуться.
«Она тоже не в углу себя нашла. Справлялась как-то без тебя все это время. А то прямо глаза раскрыл. — У тебя однозарядная винтовка. — Да ты что, мужик? Я за год и не приметила… Дебил».

Они шли быстрым шагом, чутко оглядываясь по сторонам. Район складов миновали почти без приключений. Только один раз пришлось столкнуться с троицей ходячих. Эти три товарища видать и при жизни были не разлей вода. В одинаковых блекло-истлевших комбинезонах. С когда-то яркими логотипами метизного склада «Крепыш». И все бы ничего. Но один из них был здоровенный, как горилла, и в довесок носил на голове сварочную маску.
— Нихера себе… — Шейн изрядно опешил, когда увидел, что за машина разворачивается в их сторону на звук шагов. В этом мертвом парне было килограммов двести веса и росту не меньше семи футов.
Но обошлось без потерь. Оба они были не простаками. И трем ходячим трупам не под силу было всерьез задержать их двоих.
А когда они миновали район складов, впереди показалась светлая роща. Сейчас на ослепительном солнце, под легким ветром яркая листва переливалась и сияла. Шейну казалось иногда, что если поднять голову повыше, закрыть ладонями уши и не дышать, — можно почти поверить в то, что никакого апокалипсиса нет. Что все — хорошо. Все живы и жизнь идет своим чередом. Нет опустевших мертвых городов, нет шатающихся по дорогам и полям человеческих трупов. Нет омерзительного смрада, заполняющего мир. И нет тишины. Глубокой. Бесконечной.

Над рощей поднимался гутой столб дыма. Там полыхал черный ястреб. Им пришлось миновать пару сотен метров совершенно открытого пространства. Ни кочки, ни дерева, ни самого вшивого кустика. Шейн каждую секунду ждал выстрела со стороны рощи. Но, видимо, экипажу ястреба было не до того, чтобы пулять в чужаков посреди степи.
Они были заняты, — они горели.
Вертолет рухнул вглубь рощи метров за пятьдесят от края. С этого края мертвецов было немного. Они замечали разрозненных одиночек, которые всеми силами стремились к месту падения боевой машины. Надеялись поживится, чем бог пошлет.
Шейн с Летти шли параллельным курсом. И, как ни мерзко, с той же целью.

Вертолет полыхал. Гудело пламя и трещали занимающиеся огнем деревья. Здесь будет славный пожар. Отблески огня отражались от полированного металлического бока вертушки, пламя лизало краску и уже совершенно неузнаваемый логотип на борту машины. Мертвецов тут пока было не видно. Не успели дойти. Но скоро начнут подтягиваться первые чемпионы и призеры этого забега. Шейн настороженно разглядывал машину. Комментариев было не нужно. Они оба видели четко и ясно, что падение машины было довольно жестким. Вертолет лежал на боку. Хвост надломился, винты согнулись и распахали землю глубокими черными бороздами. Очаг возгорания был в машинном отделении, а в фюзеляже зияла дыра — его явно пробили снаружи чем-то крупным и бронебойным. К счастью, топливная система пока была целой, — огонь еще не добрался до баков с горючим.
Шейн осторожно двинулся по дуге, обходя вертолет и коротким жестом указывая Летиции ее сектор ответственности и угол наблюдения. Уолш быстро понял, что в десантный отсек им уже не пробраться. Тут горело слишком страшно. Если кто-то и выжил, то только чудом — сиганув из машины прямо перед падением.
По бортам вертушки были видны в пламени тяжелые боевые пулеметы. Шейн с тоской попрощался с таким мощным и таким бесполезным сейчас оружием. Ни снять, ни унести, ни использовать их он не смог бы. Но бог ты мой, какой звук был у этих малышек… Какой грохот. И какая мощь.
Шейн обошел машину, сквозь стекло заглядывая в кабину. Видно было чертовски плохо. Но то, что оба пилота мертвы, сомнений не вызывало. Их руки со скрюченными пальцами и судорожные движения, которыми ломало их тела, говорили сами за себя. Едва слышные глухие удары шлемов о стекло кабины изнутри. Лиц не видно за темными забралами шлемов. Но на нашивках черной униформы четко и ясно — сержантские лычки. У обоих. Шейн нахмурился на секунду. Пилоты обычно носили офицерские звания… но видимо, после гибели мира особо выбирать не приходилось. Кто умеет — тот и летает.

Черт побери, кажется, они проделали этот путь зря. Шейн сжал зубы, с трудом удерживаясь от того, чтобы не садануть кулаком по стеклу кабины вертолета. Оба пилота мертвы. Информации — нет. Припасов — нет. Есть только чертов геморрой, который приплетется сюда минут через десять, хрипя и клацая голодными челюстями.
Шейн тяжело выдохнул.
Гребаный бог.
И в эту самую секунду из кустов сбоку послышалась возня. А потом — вполне человеческий стон. Долгий, на одной ноте, похожий на сдавленное мычание. Но это был живой голос.
Шейн бросил молниеносный взгляд на Летти. Молча ткнул пальцем в направлении кустов. Убедился, что она слышала возню. Поднял к груди винтовку и быстро шагнул в кусты.
Картина была жуткой даже для апокалипсиса. Наверное тем, что в центре ее был все еще живой человек.
То, что это мужчина, можно было понять только по комплекции тела, затянутого в черный спец-костюм. Голову его плотно закрывал такой же шлем с опущенным непроницаемо-черным забралом, как у пилотов. Там, у вертолета, Шейн подумал, что это летные шлема, но теперь понял, что ошибся. Это было какое-то странное армейское спецснаряжение. Видимо, костюм был довольно прочным, но не настолько, чтобы уберечь от лопастей обезумевшего в предсмертной агонии вертолета. У третьего члена экипажа, выпавшего из беснующейся машины, не было обеих ног. А над ним уже пристроилась иссушенная словно вобла, мертвая тетка в изодранном и истлевшем, когда-то голубом платье. Она ела то, до чего смогла дотянуться — край обрубленного бедра. Шейн замер на миг, воспринимая всю сцену целиком и выхватывая отдельные детали. Из таких ран кровь должна хлестать до сих пор неудержимым ручьем. Но срез едва сочится. А рядом с рукой бойца — распотрошенная личная аптечка, вскрытые капсулы, пустые инъекторы. К левой руке наручниками пристегнут небольшой кейс светлого металла. А в пальцах правой — зажата осколочная граната без чеки.
Лычки лейтенанта на плече. Спецкостюм. Спецмедикаменты. Прикованный, особо ценный груз. Подбитый вертолет.
Во что они только что ввязались…

— Ага… Ладно, — Шейн легко кивнул и не возразил больше ни словом. Лицо его выглядело так, будто он даже согласен со всеми словами своей катергорично-рыжей спутницы. Будто спорить тут было вообще не с чем.
Бесценный ресурс. Выбей оружие. Не стреляй в тех, кто стреляет в тебя… Конечно. Ладно. Так и сделаем.
Если кто и поверил бы Шейну Уолшу в этот момент, то разве что миссис Эмилия Эсперанса. Эта леди жила в доме напротив Шейна. В год апокалипсиса ей исполнилось сто семь лет. Она была совершенно ослепшей и почти ничего не слышала.
В общем, актер из Шейна был так себе.

Он знал, что значит быть копом. Знал, что в США по статистике каждый четвертый человек — вооружен. Каждый, включая парализованных стариков и грудных младенцев. Восьмилетний пацан в Альбукерке застрелил двух копов во время облавы на лабораторию мета. Девяностолетний дед, которого патрульный сочел мертвым, — иссохший, покрытый струпьями, он казалось, даже не дышал вообще, — выстрелил патрульному в спину из обреза. Прямо в легкое. Насмерть.
Стрелять на поражение для Шейна было не дикостью, и не чем-то чрезмерным. Стрелять насмерть — было действием по протоколу. Первостепенная задача — обезопасить себя и напарника от ранения и смерти. И он знал не понаслышке, что значит — не уберечь напарника. Рика подстрелили в тот чертов проклятый день. Дважды. А он, Шейн, ничего не смог сделать. Потому что иногда даже стрелять на поражение оказывалось недостаточно.

Он прекрасно понимал, о чем говорит сейчас Летиция. О том, что людей осталось слишком мало. И если продолжать крошить друг друга ни за хер собачий, то скоро люди просто исчезнут с лица земли. Вымрут как сайгаки или бизоны.
Но он был категорически не согласен с тем, что каждый из выживших достоин жизни. Шейн не стал ничего объяснять, не стал спорить. Зачем нарываться сейчас на конфликт, когда впереди ждет дело. Может, стрелять и вовсе не придется. А если придется — он выстрелит. И никого не спросит. Летиция сможет наорать на него потом. Когда будет жива и здорова. В безопасности. А если даже сломает нос… Он как-нибудь это переживет.
Все, что говорила сейчас Летти, было верным лишь отчасти. Бесконечно мало живых людей. Нужно беречь друг друга. Нужно беречь драгоценных живых носителей профессии. Врачей, учителей, металлургов, электриков, инженеров, химиков и физиков. Сохранять выжившие в этой дикой мясорубке крохи человечества. Не проронить ни капли. Спаси всех.
Именно из этого побуждения Шейн и действовал. Всегда. Вот она, Летиция. Молодая, здоровая сильная умная женщина с тягой к знаниям, с дальновидными идеями и наверняка острым умом и высокой эрудицией. Она даже сейчас хватается за книжки, пихает их в рюкзак, тащит с собой. В то время, когда люди жгут книги, чтобы согреться, и подтирают задницы Шекспиром в оригинале.
Она — достойное будущее человечества. А не тот искусствовед из Бронкса, которого Уолш встретил полгода назад. Этот плюгавый кусок дерьма как раз доедал вторую ногу все еще живого подростка. Не убивал мальчишку. Чтобы мясо не портилось. У такого как он нет права ходить под солнцем. У него вообще нету права на то, чтобы жить. И в таких Шейн стрелял без секунды промедления. Дважды. В грудь, чтобы остановить и обездвижить. И в голову. Чтобы совсем точно и навсегда. Людоеды, насильники, маньяки, психопаты, наркоманы и сектанты. Кто только не повылезал из-под овечьих шкур после конца света.
И хранить, и беречь, и защищать нужно было не их. А таких, как Летти. Принципиальных, стойких, чистых. Понятное дело, что совсем чистеньких сегодня не осталось. Даже дети умеют убивать. Но, что уж. Какая жизнь, такие песни.
Шейн не спорил с Летицией. С женщинами спорить — гиблое дело. Особенно с такими, как Летти.

Кто она по профессии? Шейн задумался всего на мгновение. Она не похожа на человека, который бросает пыль в глаза и говорит ради красного словца. А значит, когда он услышал от Летти «я снайпер», — это значило именно то, что она снайпер. Не военный, это Шейн уже понял. Но совершенно точно — из рядов исполнительной власти. Ведь каждый человек очень отчетливо определяет себя. Охотник говорит «я неплохо стреляю». Спортсмен скажет «я занимался спортивной стрельбой», или «я биатлонист», или «у меня отличные результаты в практической стрельбе». Никто из них не скажет о себе «снайпер».
Потому что как факты — Стрельба и Огневая подготовка — вещи очень разные. И нельзя назвать себя снайпером, просто умея хорошо стрелять. Снайпер должен пройти курс боевой и в частности — огневой подготовки. Это и обнаружение цели. И умение понимать язык команд. Умение действовать в снайперских связках, работать номерами. Менять огневые позиции. Оборудовать огневые точки и маскироваться на местности. Уметь отступать, прикрывать соратников. Знать основы боевой тактики. Все это гораздо больше, чем просто стрельба. Это боевая и огневая подготовка. Только освоив эти навыки, человек может честно сказать: я снайпер.
Так откуда она? Полиция, ФБР, ЦРУ, АТО, ОБН? Разведуправление и антитеррор Шейн отмел сразу. Там не держат людей с такими гуманными взглядами, как у Летиции. Там такой сотрудник просто окажется профнепригодным. Если белка отличница, то может, ее и взяли бы в ФБР в таком возрасте. Но скорее всего, нет. Конкурс туда дьявольски жесткий. Там важны не только показатели, но и опыт, а значит — возраст. Так что… Скорее всего — Летти коп.

— Я сейчас сниму твой шлем и спрошу о том, что случилось.
Шейн не терял бдительности. Летти стойкий боец. И без напряжения справлялась с ситуацией. Уолш не втягивался в происходящее. Нельзя было оставлять периметр без присмотра. Мертвецы могли добраться сюда в любой момент. И здравый смысл подсказывал Шейну, что ходячие тут — меньшее из зол, которое может с ними приключиться.
Он оглядывался по сторонам, не опуская оружия, и изредка бросал короткие взгляды через плечо — на Летти и выжившего лейтенанта неизвестно какого рода войск.
Костюм его был чертовски странным. Больше всего напоминал дорогой и мощный костюм спецназа полиции для работы в условиях уличных беспорядков. Шейн однажды даже примерял такой на выставке обмундирования и спецсредств для армии и органов исполнительной власти. Это было пару лет назад, и тогда такой костюм спецназу полиции Атланты мог только сниться. А уж патрульным или шерифу он был вовсе без надобности. Но черт, до чего же эта штука была крутая. Противопульный жилет легко держал пистолетные выстрелы даже в упор. На остальных частях тела защита не баллистическая, но показателей кинетической защиты без труда хватило бы на удары палками, бутылками, цепями, камнями и даже ножами. Руки и ноги костюма имели дополнительный внешний скелет. Сломать конечности в таком костюме можно было, только попав под поезд. Ну или под вертолет.
Шлем оснащен рацией, воздушными фильтрами. На плече фонарь. В щите, который прилагался к комплекту — встроенный электрошокер. Щита тут, конечно не было. Да и костюм выглядел гораздо более совершенным, чем тот показушный прототип, в котором Шейн два года назад чувствовал себя робокопом. Ну или китайским киборгом.
Они с Риком тогда гадали, где же те люди, для которых делают эти костюмы.
А вот они, Рик. Вижу аж троих.

Летти протянула руку и медленно подняла забрало шлема. Прилегало оно, как выяснилось, герметично. И белке пришлось немного пощупать шлем прежде чем понять, как его вскрыть, — защита от случайного открывания и от злонамеренного рывка извне.
Лейтенанту было лет сорок пять. Азиат. В узкоглазых Шейн не разбирался. Китайца от японца не отличил бы ни за что в жизни, если они не похожи на Брюса Ли. Этот не был похож.
Лейтенант умирал. Кожа пожелтела от огромной потери крови. Веки бессильно опущены. Лейтенант почти не дышал. Видимо, боли он не чувствовал из-за инъекций, но шанса выжить здесь у него не было. Вероятно, он надеялся, что кто-то из  пилотов остался жив. Что его найдут. Или просто хотел подышать еще пару минут.
Когда забрало шлема поднялось, лейтенант приоткрыл глаза. Он несколько секунд смотрел на девушку перед собой. А потом слабо шевельнулся. Звякнула цепь наручника. Он протянул вперед руку с прикованным кейсом. И Шейн услышал его голос. Тихий, обессиленный, но вполне отчетливый. Это голос человека, который знает, что сейчас умрет. Его последние слова. О чем?
— Найди Зарину. Отнеси. Спасти… человечество.
Все это дается ему с видимым и огромным трудом. Он скалит зубы от напряжения, борясь с дурнотой и слабостью. Крови осталось слишком мало, чтобы питать организм. Все уходит на обеспечение работы мозга. Но видимо то, что он говорит слишком важно. Он открывает глаза и смотрит на Летти так требовательно.
— Берегись койотов. Это они…
Шейн видит, как судорожно изгибается тело лейтенанта. Едва заметно, но видно, — он пытается вдохнуть. Но легкие уже не работают. Конвульсии короткие, абсолютно бесшумные. Лейтенант умирает, сжав зубы и не проронив ни звука.
— Черта с два я понял… — хрипло каркнул Уолш со своего поста. — Что в чемодане? О каком спасении он там сказал?
Ключа к наручникам, конечно, никто не приложил. А кейс даже на вид выглядел цельнометаллическим. Вместо замка — электронная панель с единственным темным окошком. Ни кнопок, ни защелок, ни замочной скважины. Шейн такие чемоданы видел только в кино. В них обычно возили какие-нибудь вирусные штаммы в пробирках или еще какую-нибудь хрень подобного рода.
Зато внимание Шейна привлекли подсумки лейтенанта. Там могли быть патроны или еще что-то полезное.

И в тот момент, когда Уолш решил уделить минутку времени и вскрыть одну из сумок неизвестного бойца, случилось сразу две вещи. Из леса появились мертвецы. Досадно, но ожидаемо. Группа примерно в четыре десятка голов. Слишком много для них двоих. Но пока мертвецы увлечены полыхающим вертолетом, — живые в безопасности. Главное, чтобы никто из ходячих не наступил прямо им на голову.
А вот вторая неожиданность была чертовски резкой. И неприятной. На плече мертвого лейтенанта хрипло щелкнула внешняя наплечная рация. С помехами, сторонними шумами, с перебоями связи. Волна явно не настраивалась на этой рации для регулярного общения. Захват частоты был случайным.
Голос булькал и искажался — докладывали через ларингофон. Но слова были абсолютно четкими.
— Ястреб Мастеру. Подтверждаю. Вертолет упал в седьмом квадрате. Вижу дымный след в глубине рощи. Живого противника не вижу.
Ответ заставил Шейна дернуться.
— Понял тебя, Ястреб. Начинайте зачистку. Достаньте груз. Пленных не брать.
— Понял. Выполняю.

Единственные потенциальные пленные здесь — это они с Летти. И их приказано — не брать.
— Уходим отсюда. Быстро.

В основе защитного костюма была, скорее всего, какая-то металлизированная структура. Что-то вроде супертехнологичной кольчуги. Режущие движения ножом ее не брали даже тогда, несколько лет назад. Сейчас Шейн смотрел на искалеченное тело мертвого лейтенанта и понимал, что справиться с таким обмундированием мог, видимо, только взбесившийся вертолет. Скорее всего, костюм довольно легкий при этом. Плюс высокоуглеродный черный пластик защитных накладок. А в баллистической зоне защиты от горла до пояса что? Жидкая броня? Спектра? Полиэтилен? Композитная керамика? Черт… Очевидно, в таком костюме можно было спокойно войти в толпу ходячих. Не опасаясь, что мертвые твари смогут прокусить это чудо военных технологий. Эти ребята подготовились по полной программе.
Когда два далеких голоса в рации четко и быстро сговорились убить Шейна и Летицию, у бывшего помощника шерифа не возникло ни тени сомнения, — нужно было уходить. Сейчас. Да, они ничего здесь не нашли. Но вся жизнь — гребаная лотерея. И чаще всего ты — проигрываешь.
Вот только Летти думала по-другому.
— Полминуты. Мне нужно не много, — девчонка тут же нависла над трупом, словно коршун. Собранная, четкая, уверенная.
— Эй…
А Летиция уже стаскивала с лейтенанта перчатку и с хрустом резала сустав мертвеца.
— Мать твою, — Уолш не обращался ни к кому конкретно. Ни к Летти, ни к погибшему лейтенанту. Даже к богу он уже не обращался. Просто он всё понял. Это же была Летти. Разве могла она просто уйти? Да нихрена. Она должна была спасать человечество. Спасать мир. А Шейн… Что, мать его, Шейн? Он здесь. На этот раз он хотя бы может выбирать — стать частью этого чертова безумного самоубийственного плана. Или нет.
Мысли мелькали со скоростью света. Все складывалось в картины, в которых не было шанса на выживание. Ни в одной из них.
Если бы они с Летти сейчас просто ушли — то чертовы шакалы… или как их мать… койоты, может, и не догадаются, что здесь был кто-то еще, кроме мертвецов. Но если Летти заберет гребаный чемодан… На них откроют полномасштабную охоту. Применят все средства. И тогда будет очень туго.
Время растянулось, словно в замедленной съемке. Почти замерло. Шейн смотрел, как Летиция врубает нож в сустав кисти лейтенанта. С какой скрытой и тайной угрозой матово блестят гладкие грани кейса. Посмотрел на гранату, плотно прибинтованную к руке. И вот тут в голове Шейна щелкнуло что-то армейское. Никто не давал ему приказа защищать этот мир и эту женщину. Но он яснее, чем белый день, понимал — это нужно сделать. Чем бы это ни кончилось.
К черту, все равно нечего терять. Эти люди точно не имеют отношения к губернатору или Рику. О своей дочери он здесь точно ничего не узнает. А люди, которые заведомо не берут пленных — совершенно точно — гребаные мудаки и убийцы. И ничего хорошего они с этим чемоданом не сделают. А значит, нужно лишить их такой возможности. Лишить как можно больнее и эффективнее. Шейн не знал, кто такая Зарина, где ее искать, и действительно ли она лучше, чем эти шакалы-койоты? Но сейчас его задача не касалась Зарины и спасения мира. Задача была ближе и яснее — спасти собственные задницы, унести кейс и уйти от преследования, не попадая при этом в зубы к мертвецам. Тяжело. Но ничего неисполнимого. Они справятся. Должны справиться.
Мир снова рухнул на Шейна гулом пламени, хрустом костей в руке мертвого лейтенанта, отблесками огня и хрипом ходячих мертвецов за спиной. Но теперь Шейн не сомневался. Это была его стихия. Он знал, что делать.

— Если они с транспортом, а это, скорее всего, так и есть, нам нужно уходить в лес. Мы можем затеряться где-то за ними, но придётся обогнуть.
Летти поднялась на ноги, а Шейн опустился на колено возле тела. Мельком оглянулся на девчонку. Лицо у нее было почти испуганное. Но глаза не бегают, взгляд все такой же собранный и внимательный. Она не расклеится. По крайней мере, прямо сейчас.
— Не бойся. — Шейн уже шарил пальцами по пряжке на поясе лейтенанта, расстегивая ремень, срезая плечевые ремешки портупеи и вытаскивая поясной ремень вместе со всеми подсумками. - Мы справимся. Положи кейс в рюкзак. Руку тоже.
Он одним движением скинул с плеча свой почти пустой рюкзак и бросил к ногам Летиции. И обернулся к изувеченному трупу. Нужно было сделать кое-что очень важное. Шейн перевернул тело лейтенанта укладывая его ничком, лицом вниз, и подгибая обе руки под живот. Под лопатками погибшего офицера обнаружилась новенькая винтовка, вмятая в густую прошлогоднюю траву. Короткая черная злющая тварь, — очередной навороченный выкормыш Армалита. Родственные корни, идущие к бессмертной М-16, угадать было уже почти невозможно. Шейн даже не смог бы сейчас сказать, что это была за модификация. Всех этих мутантов в производстве уже не счесть. Но выглядела она хищно и внушительно. Если в магазине есть патроны — это прекрасная находка. Шейн мгновенно закинул оружие за спину на ремне и достал нож. Аккуратно, осторожно влез обеими руками под тело лейтенанта. Что именно он там делал, Летиции было не видно. Но когда через несколько секунд Уолш распрямился, в одной руке у него был чистый нож, а в другой — срезанные бинты, которые совсем недавно Летти так заботливо накручивала на руку офицера. Теперь очевидно, рычаг гранаты удерживался только весом мертвого тела. Если его найдут и перевернут…
Это была очень простая и очень древняя ловушка. Вьетнам, Афганистан, даже Вторая Мировая Война, — все они были славны этой примитивной ловушкой. Когда находишь на земле тело погибшего сослуживца — никогда нельзя переворачивать его без опаски и внимания. Есть огромный шанс, что тело заминировано. Во время войны во Вьетнаме минировали вообще все. Дома, технику, тела погибших и раненых, заложников, животных, — все, на что падал взгляд и внимание врага.
А сейчас сюда шел именно враг. Тот, кто хотел убить их без всякого шанса на переговоры, логику и милосердие. А врага Шейна учили не щадить. Враг должен быть убит. Потому что если ты не убьешь врага, он убьет тебя, твоих боевых товарищей, твоих командиров, возьмет твое оружие, твою связь и твою технику. А потом пойдет к твоим домам. К твоим женам и детям.
Не было у Шейна ни дома, ни жены. А жива ли его дочь — он не мог даже представить. Но это ничего не меняло. Враг уже близко. И надо дать просраться этим ублюдкам. Внести сумятицу, замедлить, раздергать силы и внимание. Пусть возятся с убитыми и ранеными. Это даст им с Летти время уйти подальше и во всем разобраться.
И кстати о связи. Уолш одним движением сорвал с плеча лейтенанта портативную рацию. Однажды она уже подсказала им планы койотов. Может быть, пригодится снова.
Торчать здесь дальше было смертельно опасно. Поэтому Шейн застегнул на бедрах ремень лейтенанта с его чертовски тяжелыми подсумками, забрал у Летти свой рюкзак, умостил его на спине вместе с двумя винтовками. А в руку взял нож — короткий, обоюдоострый, прямой, словно зуб огромного древнего животного.
— Нельзя стрелять сейчас, — он ткнул пальцем в сторону леса. Туда, где мертвецов было немного поменьше. И они двинулись вперед короткими бесшумными перебежками. — Ходячих сейчас вообще нельзя убивать. Пусть лучше идут за нами. Но нельзя оставлять за собой трупы. Иначе гребаные ублюдки сразу поймут, куда мы ушли. Поняла? Надо постараться. Пройти совсем тихо.
Видимо, Бог там на своем сраном облаке решил, что пора подкинуть этим двум ребятам немного удачи. Поэтому в тот момент, когда оба спутника уже выбрали направление и примеривались проскочить между двумя мелкими группами мертвецов, сзади, за их спинами взорвался вертолет.Взрыв грохнул страшно, пронзающим гулким басом. Так низко, что едва выдержало сердце в груди. У обоих выживших было чувство, что этот грохот продавил их насквозь, заставляя вибрировать все внутренние органы. Их не бросило на землю, но оба они невольно присели, словно кони на поле боя. А потом...
— Бежим нахрен!
И они побежали. Пока мертвецы с радостным увлечением шлепали к расцветающему пожаром лесу, запинаясь за осколки взорвавшегося наконец вертолета. Пока гребаные койоты смотрели с уважительного расстояния на всю эту ужасающую возню и думали, с какого края лучше начать. Пока не началась стрельба, пока не пришла новая партия запоздавших мертвецов. Они бежали подальше, к чертовой матери. В лес. В темноту.
Отскочив на сотню метров, Шейн замедлил шаг. Все же бежать ночью в лесу, полном ходячих трупов, без шанса на применение оружия, — смертельно опасно. Пора выдохнуть и выбрать направление.
— Ты в порядке? — он обернулся к девушке, вглядываясь в ее лицо и пытаясь определить, как она держится. — Ты все сделала правильно. Отличная работа, боец. Я без понятия, в чью игру мы ввязались. Но думаю, в этом чемодане что-то по-настоящему важное. Главное сейчас выбраться и сообразить, что за хрень мы тут нашли.
Шейн улыбнулся Летиции. Немного кривовато и мельком, но в этой улыбке было и ободрение и уверенность.
— Давай. Надо убираться отсюда подальше, пока они на нас всех собак не спустили.
А когда напарники отошли от места крушения еще метров на четыреста, вдалеке за спиной грохнул второй взрыв. Лес приглушил удаленный звук, разбил его и расплескал по стволам деревьев. Но не было труда в том, чтобы догадаться, — это взорвалась граната. Кто-то нашел тело лейтенанта. И перевернул…
"Ну, она хотела, чтобы я ни в кого не стрелял. Я и не стрелял. Про то, что нельзя никого взрывать, разговору не было..." — Шейн покосился на Летицию. Он надеялся, что рыжая не будет ерепениться и защищать тех, кто хотел ее убить без обсуждений.

— Я в ужасе, но соображать пока способна.
Шейн молча кивнул. Она держалась. Молодчина. Это не просто девочка. Это самый настоящий каленый гвоздь. Может быть, она и разревется потом. Может, раскричится или даже впадет в истерику. Ничего. Шейн видел уже не раз, как такое случается с людьми, гораздо более опытными и взрослыми, чем Летти. Ничего не было постыдного в переломе сознания. Важно было только пережить его. Выкарабкаться и идти дальше. Принять все, что совершил. И помнить, ради чего все это было сделано. Шейна спасало только это осознание и эта память — ради чего и ради кого он убивал, предавал и опускался до самого дна. Ради тех, кого любил по-настоящему. А важнее этого ничего не было в жизни.
Но это все потом. Шейн просто постарается быть рядом с Летти в эту минуту. Попытается поддержать ее и не дать наделать необратимых глупостей. Но сейчас она держалась. Это было важнее всего. Шла следом, молча сопела и старалась не шуметь. Да. С этой девочкой можно идти в разведку. Это точно.
Они отошли на приличное расстояние. Не меньше полукилометра от места крушения. В ночном лесу это расстояние почти равнялось бесконечности. И они остановились. Надо было взять перерыв хотя бы на десять минут. Выдохнуть, успокоиться. А Летицию, видимо, мучила моральная проблема, о которой она не могла молчать.
— Ты можешь в любой момент отдать чемодан мне и быть свободным от всего этого дерьма. Я даже не обижусь.
Шейн слушал ее голос, и его вдруг разобрал смех. Он, конечно, не ржал вслух, как конь, но улыбки удержать не смог. А потом просто потянулся и взял ее руки в свои ладони. Сжал крепко, чтобы у девчонки точно отпечаталось это ощущение — человеческого дружеского и теплого прикосновения. Он говорил тихо, но каждое слово было отчетливо слышно. И низкий хриплый голос был уверенным. Ни тени сомнения. Ни капли неуверенности. Этот человек точно знал, о чем говорил.
— Послушай меня. Я знаю, о чем ты говоришь сейчас. Понимаю, что ты чувствуешь. Что вроде как не подумала, поспешила и втравила нас обоих. Так? Точно. Так ты и сказала. Но я тебе скажу одно — я там тоже был. Помнишь? И если бы мне что-то не понравилось, я бы тебе сказал. Прямо там. Летти. Я солдат. И коп. Я умею принимать решения. И повторю еще раз — ты все сделала правильно. И будь я там один, без тебя, — поступил бы точно так же. Поняла? Ты не втравила меня в эту историю. Я сам принял решение в ней участвовать. В тот же миг, что и ты.
Он все еще держал ее руки, и пальцы его были горячими, как печка.
— А что до стороны конфликта… Кем бы ни были эти ребята в вертолете, ничего дерьмового от них мы пока не видели. Презумпция невиновности все же существует. Зато койоты… ну те хмыри, которые… ты поняла… Вот они отличились по всем параметрам. Подбили вертолет и дохера уверенно обращаются с понятием «не брать пленных». Привычные к убийствам людей? Уверен, что да.
Так что, суди сама. Не думаю, что этот кейс нужен койотам для чего-то хорошего. Для спасения жизней или еще чего-то крутого и полезного для всех выживших. Зато лейтенант на пороге смерти говорил тебе о спасении человечества. Думаю, ты не ошиблась, когда взялась за это дело. И я чувствую, что если мы не помрем по дороге, то окажемся правы. И если честно, я лучше кину чертов чемодан в Ородруин, чем отдам этим говнюкам.
Поэтому — не сомневайся в своем решении. Оно верное — я уверен.
Шейн отпустил  пальцы Летти и, осторожно опустившись на одно колено за высокой замшелой корягой, засветил фонарик.
— Нам надо решить, куда идти. И посмотреть… Ого.
Шейн светил фонариком на трофейные подсумки лейтенанта у себя на поясе. Быстро вскрывал кармашки и проверял содержимое. «Ого» относилось к четырем полным магазинам патрон для винтовки. Это было по-настоящему круто. Пятый полный магазин был снаряжен в винтовке.
А вот Летти в очередной раз проявила предусмотрительность и дальновидность:
— Может ли быть так, что в чемодане будет маяк, а у них — возможность отслеживания?
Шейн молчал несколько секунд, возился с винтовкой, пытаясь разобрать, что конкретно она умеет. Есть ли у нее отсечка в режимах стрельбы и если да, то по сколько патронов. Он хмурился и задумчиво кусал нижнюю губу. А потом все-таки кивнул. Нехотя, словно через силу.
— Может. Здесь, Летти, вообще все, что угодно может быть. И маяк. И самоуничтожение. И вирус. И коды к ядерным шахтам. И даже манна небесная. Но если маячок есть, мы скоро об этом узнаем. Тогда придется все же поискать шанс уничтожить этот хренов чемодан. Других вариантов у меня пока нет.
Он кивнул еще раз, словно подтверждая свою уверенность и продолжил осмотр подсумков.
Второе, не менее вдохновенное его «ого» отнеслось к экспресс-энергетическим батончикам для групп особого назначения. Вот это было сейчас — то, что надо. О таких батончиках Шейн только слышал. И однажды видел обертку. Безликая, оливково-зеленая в тонкий серый рубчик, с лаконичной надписью «ЭБ». А на деле внутри — спрессованная магия. Какое-то совершенно невероятное количество калорий, на котором взрослый стокилограммовый боец может комфортно существовать почти сутки, учитывая активную физическую нагрузку.
— Так. Вот это то, что нужно сейчас. Нам обоим.
Шейн вынул из подсумка одну плитку. Батончик был размером с небольшой сникерс и внутри, под оберткой, оказался разделен рисками на четыре части. Уолш разломил еду пополам.
— Держи. О таких хреновинах я только слышал. Спецсредства для групп дальней разведки и спецназа.
Внешне батончик был похож на шоколадный. А на сломе видна плотная карамельно-тягучая структура. Пахло это все тем же шоколадом. Ничего сверхъестественного Шейн не заметил. А вот вкус оказался паршивым, не слишком сладким, и чертовски отдавал дешевыми химозными карамельками. Но зато практические качества этого волшебного недосникерса оказались просто потрясающими. Видимо, в этот батончик кроме калорий добавили еще кучу всего интересного. Потому что буквально через тридцать секунд после того, как еда спецназа попала в желудок, Шейн ощутил, как голод испарился без следа, а на смену ему по всему телу разлилось энергичное тонизирующее тепло. Сонливость и усталость последних дней смыло, будто мутные разводы со стекла. Зрение, слух и даже обоняние заметно обострились. В каждом движении он чувствовал собранность и точность.
«Черт… Главное, чтобы это была не наркота… Гребаные военные… Но черт, как же круто».
Даже дышать стало легче, а эмоции успокоились и улеглись, оставляя на поверхности только разум и логику. Долго ли продлится этот эффект, Шейн, конечно, не знал. Но использовать это надо было на всю катушку. Уйти как можно дальше. А значит, пора достать карту. Он хотел было вынуть свою старую потрепанную карту, но потом подумал и решил посмотреть, что еще осталось в подсумках.
Пустую обертку от батончика Шейн спрятал в карман, чтобы не оставлять следов возможным преследователям. Батончиков оказалось восемь. Один они с Летти умяли. Потому Шейн оставил себе один, а шесть штук собрал в кучу и протянул девушке.
— Держи. На самый крайний случай. Если будешь помирать с голоду.
Следующий карман был пуст. Очевидно, тут лежала персональная аптечка, которую лейтенант использовал на месте крушения. А в последнем — длинном и плоском — Шейн обнаружил что-то вроде планшета. Экран был мертв. На узкой боковой панельке — только одно гладкое квадратное окошко. Такое же, как на кейсе.
Уолш без результата потыкал пальцем в экран, попытался нажать на окошко, посветил в него фонариком. Ничего не происходило. Планшет не реагировал. Шейн все больше чувствовал себя павианом в зоопарке, стырившим у зеваки мобилу. Он уже готов был предложить достать из рюкзака руку мертвого лейтенанта и попробовать приложить к планшету его палец, как вдруг рация на плече бывшего копа снова хрипло каркнула помехами и доложила:
— Ястреб Мастеру. У нас потери. Один боец убит, двое ранены. Груз не обнаружен. Как слышно?
— Ясно и четко, Ястреб. Груз необходимо найти.
— Предполагаю, один пес ушел с грузом. Мы нашли окровавленные наручники и снятую перчатку. Думаю, кто-то из псов выжил и забрал груз.
— Понял тебя, Ястреб.
— Какие будут приказания?
— Эвакуируй группу. И запускай охотничьих дронов. Настрой на частоту чипов Титании. Никуда не денется. Высылаю код на твой планшет.
— Понял вас, Мастер. Вижу код. Выполняю.

Шейн поднялся на ноги. Движение вышло пружинистым и экономным. Он совершенно не чувствовал усталости. И это было очень кстати. Ситуация приобретала какой-то очень жуткий оборот.
— Охотничьи дроны, господи… Я про такую хрень даже не слышал. Придется снова бежать. Ты готова, Летти?

Она заметила Ородруин. Ну еще бы. Это же Летиция. Много лет назад его Летти зачитывалась сказками про эльфов и гномов. Про кольцо. Про приключения и драконов. Шейн, конечно, не читал эту хрень, но фразы вроде «иди-ка ты в Мордор» и «отнести и бросить в Ородруин» — он запомнил на всю жизнь. Они отдавали чем-то… детским, немного стыдным, но все равно смешным. Вроде дурацких считалок или неприличных стишков, которые на спор кричат под окнами у злобной соседки.
И Летти заметила. Улыбнулась. Большего Шейн и не хотел. Просто немного отвлечь девчонку от всей хрени, которая на нее свалилась.
Но после еды им обоим, кажется, полегчало. Шейн убрал остатки «ЭБ» назад в подсумок. Конаться с Летти сейчас за чертовы шоколадки он точно не собирался. Хоть пару взяла. И то хорошо.

А потом все пошло кувырком. Когда Шейн предполагал, что на них откроют охоту — то не думал о прямом смысле этого слова. Охотничьи дроны. Что это вообще за чертовщина? На что можно рассчитывать? Что они только находят цели? Или оснащены чем-то вроде транквилизаторов? Или разработчики пошли дальше и снарядили свои убийственные поделки летальным оружием? Черта с два можно сейчас что-то предполагать наверняка.
— Но его можно использовать, как приманку.
Летти думала тактически. Шейну очень понравилась идея приманки. Он со значением кивнул, тут же поднимая в памяти все места, пригодные для засады, которые он видел. Выходило, что все варианты были чертовски далеко. Несколько недель пути. У них нет столько времени, — заохотят их обоих сраные дроны гораздо быстрее.
— У тебя была карта этой местности? Не думаю, что лес станет достойным укрытием.
— Да. Карта есть. Но эти места я знаю плохо. Мой отряд… до того, как их всех разорвали мертвецы… В общем, мой бывший отряд пришел в этот округ несколько дней назад. Мы еще ничего тут не успели осмотреть и узнать. Так что придется идти на удачу.
Шейн вытащил из кармана рюкзака свернутую истертую карту. Она вся была в маркерных отметках — крестах, стрелках и восклицательных знаках. Здесь люди помечали свои надежды и мечты. А потом планомерно и неизменно зачеркивали их. Каждый раз. Спокойных и надежных мест для жизни не было больше нигде. Вообще.
Шейн отыскал на карте скопление производственных складов на опушке обширной рощи и ткнул в карту пальцем, показывая Летти, где они сейчас находятся.
— Вертолет летел по этому направлению, — он коротко провел пальцем черту по карте от складов к роще, — с юго-востока на северо-запад. Здесь в глубине рощи есть несколько точек. Ферма Келли ближе всего, в южной части рощи. Компания лесозаготовки на западе. Дом-музей Марты Бэрри в центре, и клуб радиолюбителей в северной части парка.
Шейн показывал на карте все точки, но дважды, с особым утверждением ткнул в последний пункт.
— Я как-то видел один такой клуб задротов недалеко от Атланты. Они стояли на возвышенности, и у них была собственная антенна. Здоровенная. Я забирался на нее. Ради интереса, короче… В общем, это было охренеть как высоко. Метров тридцать, не меньше. Отличный обзор. Судя по карте, этот клуб тоже стоит на холме. А занять господствующую высоту всегда хорошо. В нашей ситуации это самая выгодная позиция для обороны.
Шейн сверился с масштабной сеткой, прикинул расстояние между точками.
— Две с половиной мили до клуба. Это полчаса пути без неприятностей.

Парк был очень старым и полностью лиственным. Шейн отличал, конечно, дуб от клена, но не в темноте на бегу. Так что ему вполне хватало осознания, что елки не хлещут его по ушам, и слава богу. Роща, к счастью, оказалась довольно редкой и просторной. Почти без подлеска. Луна еще не успела выкатиться высоко, и сейчас темную землю освещали только звезды. Но их было достаточно. Шейн с Летти шли быстрым шагом, пружинисто и энергично. Ни следа усталости или утомления. Шейну казалось, что он спокойно сейчас может взобраться на дерево, спуститься на землю и не запыхаться. Но при этом он не ощущал ни эйфории, ни излишней молодецкой удали, подбивающей на глупости. Чертов сникерс и правда был разработан для эффективной работы, а не для тупой смерти под вопль «Пацаны, гляньте, че я могу!»
Летти не отставала.
Мертвецов они встречали все реже. Видимо, к вертолету стянулись те, что жили на ферме и работали на лесозаготовке. Однажды пришлось все же столкнуться нос к носу с одной тварью, которая выпала на Шейна прямо из высокого куста. Но Уолш просто оттолкнул мертвеца и почти вслепую, чертовски удачно насадил гнилую тварь на торчащий сук. Вонь разложения из разорванных внутренностей ударила в лицо, но Шейн только ощерился на секунду, с силой выдыхая через нос и отступил, не стал добивать мертвеца. Напороться на сучок он мог и сам. А вот нож в голову он бы сам себе не воткнул. Хотя, сейчас уже не было смысла заботиться о том, чтобы не оставлять следов. Вряд ли дроны станут идти по лесу, выискивая бумажки от шоколадок и мертвецов, погибших не своей смертью.
Нужно дойти до укрепленного здания, подвесить чемодан где-то повыше и посмотреть, что будет.
Зверья в парке было не слишком много, но все же начало ночи никого не оставило равнодушным. Кто-то шуршал в кустах, где-то вдалеке резко и пронзительно заверещал погибающий зверек. Перекликались птицы, оглушительно пели сверчки, и над всем этим легкой дымкой плыл неизгладимый флер человеческой падали.
— Когда придем на холм, разделимся. Чтобы если вдруг этот хренов чемодан оставил на мне какой-то след… ну я не знаю, излучение особое или еще какой черт. В общем, чтобы ты не пострадала со мной заодно, поняла?

Двадцать минут пути по ночному лесу пролетели, как одно мгновение. Шейн был уверен, что прошло точно двадцать минут с момента того, как они в последний раз слышали…
— Ястреб Мастеру.
Шейн замер, поворачиваясь к Летиции и внимательно прислушиваясь к докладу.
— Ястреб Мастеру. У нас задержка. Дроны сканировали местность в радиусе трех миль. Ни один новый чип Титании не запеленгован.
— Чипы мертвых псов пеленгуются?
— Так точно, сэр. В радиусе сорока квадратных миль запеленгованы три чипа Титании — все на точке крушения. Все три бойца уничтожены. Полагаю, груз забрал гражданский.
— Сомневаюсь. Титания стерильна. Они не контактируют с выжившими.
— Возможно, чип был удален. Разрешите перевести дронов в режим сканирования в спектре тепловизора, датчика массы и сейсмических сканеров.
— Разрешаю, Ястреб. Найдите груз.

— Так… Видимо, у нас две новости. Хорошая и плохая.
Шейн тронул Летицию за плечо и быстрым шагом двинулся дальше к радиовышке. Он просто надеялся, что они не промахнутся мимо, без гугл-карты в телефоне или хотя бы компаса. Но башня, если она там есть, должна быть чертовски высокой. Шейн рассчитывал заметить ее издалека.
— Они не могут засечь кейс. И это прекрасно. Но зато они могут засечь нас. И это хреново. С другой стороны, можно прикинуться… не знаю, обычными бомжами. Будто мы просто живем тут, и никого не трогаем. Я так понял, что они все же ищут кого-то с погонами и в супер-костюме. И настолько хитрого, чтобы выдрать себе чип, по которому его смогли бы засечь. А это точно не мы с тобой.
Перекраивать план не имело смысла. Им нужно было оказаться как можно дальше от места крушения. В максимально защищенном месте. Успеть спрятать трофеи и попытаться отбрехаться или отстреляться от хладнокровных убийц неизвестной военной организации и их ручных охотничьих роботов.
— Жалко, у лейтенанта не было гранат. Поставили бы растяжку на дверь. И дело с концом.
Шейн лихорадочно думал, пытаясь сочинить хоть какой-то способ уберечь Летти.
И задумался так крепко, что едва не пропустил появление вышки. Летти заметила ее первой.
Они вышли на открытое всхолмье, залитое лунным светом. Вид здесь был просто потрясающий. Холм поднимался довольно резко, сразу по всей ширине, словно одна большая кочка. И на всей этой кочке не росло ни одного дерева. Роща, словно в смущении, отступила перед этим величественным холмом. Наверное такие места и становятся священными у древних народов, умеющих подмечать необычные свойства окружающего мира.
Трава под восходящей луной казалась серебристой. А на самой верхушке холма стояло крупное здание клуба и — вышка.
Конструкция и правда оказалась здоровенной. Не тридцать метров, конечно, но не меньше двадцати — совершенно точно. Наверху была установлена крупная спутниковая тарелка. А лестница оказалась не вертикальная, а вполне обыкновенная, удобная, с пролетами и перемычками между уровнями-этажами. Просто мечта для снайпера в засаде.
Они подошли совсем близко.
— Займи позицию, присмотрись к местности, а я спрячу вещи и найду себе местечко, думаю, на крыше будет…
— Ястреб Мастеру
— Да чтоб тебя…
— Ястреб Мастеру. Есть результат.
— Докладывай.
— В девятом квадрате, у радиовышки обнаружено двенадцать живых целей по массе сопоставимых с человеком. Еще двое присоединились к ним только что. Пришли с южного направ…
— Бежим…
Шейн дернулся было прочь от здания клуба, волоча за собой Летицию, которую ухватил за локоть так крепко, что синяк останется наверняка надолго. Но не успел.
Дверь распахнулась, а с вышки прямо им на головы упал мощный луч света. Кто-то врубил прожектор, вылавливая незванных гостей в ослепительное пятно на черной вытоптанной земле. Кости… Ошметки окровавленной одежды и обуви возле стен. Детский кроссовок с Микки Маусом. Срезанные окровавленные волосы. Вонь немытых тел из распахнувшейся двери, словно из лепрозория или ночлежки для бездомных. Развеселое страшное гиканье, свист и совершенно недвусмысленный лязг двенадцати стволов. И один из стволов красноречиво лязгнул затвором у них над головой. Мечта снайпера всегда притягивает снайперов.
Ястреб не ошибся. Их было двенадцать.
— Опусти ствол, ковбой… Оба — опускайте.
Он вышел вперед. Сытый, сильный и показательно-расслабленный. Шейн смотрел на него и думал, что его наверняка зовут Крокодилом. По его серо-рыжему бугристому лицу и зеленым глазам под блеклыми бровями нельзя было понять, о чем он думает. Он очевидно возглавлял их. Рейдеры. Убийцы. Каннибалы.
— Ну что ж… Кончайте кабениться, — главарь улыбнулся радушно и доброжелательно. — Бросьте пушки, малыши.
— И ты нас прикончишь на месте.
— О. Нет. Обещаю. Вы еще поживете.
— А если откажемся? Я охренеть неплохо стреляю. Уж в тебя точно попаду.
— Да и ладно, — Крокодил неожиданно легко рассмеялся. — Двум смертям не бывать, слышал такую поговорку, боец? Слышал… вижу по лицу. Так как там? Двум смертям не бывать. А одной — не миновать. Да. Так и есть. Только вот что я тебе скажу. Если ты выстрелишь, то вас не убьют. Просто изранят. С простреленными руками и ногами вполне можно жить. А потом… тебя повесят на крючья и заставят быть в сознании. Пока все мои выжившие ребята по очереди будут драть твою девку во все ее маленькие сладкие щелки. А потом… распотрошат и сожрут ее. А ты все еще будешь жив. Тебе не разрешат умереть. Пока с ней не будет покончено. Это понятно? А теперь бросай пушку. Обе. И пистолет. И ножи тоже.
Если бы Шейн Уолш был один… Он бы попытался перекатиться, уйти в тень, ранить, убить… как можно больше. Отдать свою жизнь… как можно дороже и неприятнее для врага.
Но он не мог.
На землю упала короткая черная винтовка. За ней вторая, с которой Шейн прошел много месяцев апокалипсиса. Пистолет. Два ножа. Подсумки. Рюкзак. Куртка. Все осталось лежать под ногами.
Их завели внутрь а стая шакалов бежала следом и тащила добычу.
— Койот! Смотри! У него тут шоколадки. И рука. Прикинь! У него рука в рюкзаке.
Шейн смотрел на Летти. И лицо его было в этот момент непередаваемым. В нем был гнев. И надежда. Он почти улыбался. Вот только улыбка эта была совсем недобрая.

Люди Койота с остервенением трепали добычу. Трофейная винтовка погибшего лейтенанта вызвала настоящий фурор. Ее трогали, брали в руки, целились друг в друга, гладили прицельную планку и обрезиненый приклад. На минуту Шейну даже показалось, что они подерутся из-за добычи, яростно и насмерть, но Койот рявкнул на них, и всё успокоилось. Бандерлоги во всей своей красе. А ведь всего год прошел с момента гибели цивилизации. Что будет через три. Или через пять лет.
Фантики от «ЭБ» полетели во все стороны. Каннибалы жрали человеческое мясо, но вкус химозных сладостей каждый помнил с детства. Такое не сотрешь даже за двадцать лет. Шейн с сомнением оглядывался на этих людей и поражался, как они вообще до сих пор живые. А если бы в этих батончиках был стрихнин? Или еще какая-нибудь дрянь, специально для них? Но то ли Шейн стал параноиком, то ли эти люди уже давно не были людьми. Но, кроме Койота, почти все бандиты с порога нажрались отобранными у пленников шоколадками. И продолжили потрошить рюкзаки.
Шейн оглядывался вокруг, пытаясь оценить обстановку и найти хоть что-то, что поможет им с Летти выжить.
Здание клуба было двухэтажным. По всему видно, что жили здесь каннибалы не слишком давно. В этих местах не так уж много добычи для них. Люди, как успел понять Шейн, чаще жались к большим городам, пытаясь подбирать провиант и медикаменты по окраинам. Или селились на удаленных одиноких фермах, где планировали прожить на собственном обеспечении. Но в этом глухом парке прохожие точно встречались нечасто.
Когда их с Летти завели внутрь, Шейн сразу натолкнулся взглядом на лестницу — на второй этаж. Слева большая гостиная, превращенная в кухню и, очевидно, разделочную, потому что кровь со стола отмыть никто не подумал. Комната справа, огромная, в половину дома размером, куда завалилась вся банда вместе с пленниками, когда-то была мастерской и библиотекой сразу. Раньше она была светлой и, наверное, чистой. Особого богатства тут никогда не видели. Но зато наверняка люди тут чувствовали себя уютно. Здесь повсюду валялись обломки книжных шкафов и полок. Обрывки и корки от учебников, электро— и радиосхем, атласов, пособий и справочников. Книги пошли на растопку. Как и сами шкафы. Остались только дверцы со стеклянными окошками.
Столы сдвинули в угол. А на полу у стен валялись спальные мешки, горы одеял, какого-то тряпья, которое должно было обозначать житейский уют.
Запах здесь стоял мерзкий, сдавленная вонь никогда не мытых человеческих тел. Похоже, эти ублюдки предпочтут сдохнуть, чем помыть задницу. Но хуже всего был запах, который тонко вонзался и переплетался с этим чудовищным бродячим траханом — запах свежего жареного мяса. И это ошпаривало Шейна, словно кипятком, заставляя думать, прикидывать и решать.
Обоих пленников поставили на колени в центре бывшей мастерской. Вокруг возились рейдеры, трое с оружием стерегли будущую еду, чтобы никто их них двоих не надумал дурить. А Койот спокойно и расслабленно опустился в кресло напротив свежепойманной добычи. Сел, глядя в глаза, уверенный в своей правоте и силе. Ему было лет пятьдесят, и он, совершенно точно, не привык, чтобы ему перечили. И уважение в этой стае ублюдков он получил точно не за хорошие манеры и терпеливость к людям.
Койот слышал все, что говорила ему Летиция. Увидел и отметил для себя, как держатся эти двое. Особо много от этого не зависело. Разве что, продолжительность их жизни. А теперь он смотрел на пленников и внимательнее всего — на девушку. Девушка была хороша.
— Разумная ты или нет, детка, — увидим, — голос его был хриплым и сорванным, будто он целыми днями орал во все горло на стаю своих злобных павианов. — Ведь я совершенно не злой человек. Тут каждый это подтвердит. Так ребята?
— Точно.
— Ага, — воодушевленно и радостно разнеслось со всех сторон.
Койот пожал плечами, сверля девушку взглядом.
— Я не злой. И никому из вас не желаю зла. Но если вы будете вести себя неподобающе, придется, конечно, поступить так, как я сказал. Сколько вы проживете, будет зависеть только от вас. Ну и… скажу тебе, детка, что у тебя есть все шансы прожить очень-очень долго. Знаешь, я даже дам тебе шанс. Докажи мне, что ты разумная. Докажи, что ты способна идти на диалог и слушаться. Докажи, что мне есть резон оставлять тебя в живых. Дело простое. Покажи сиськи.
Большинство рэйдеров затихло вокруг. Койот ухмылялся, не мигая глядя в глаза Летиции своими крокодильими глазами.
— Слушай… оставь ее, — Шейн поднял руку открытой ладонью вперед, — Мы можем дать тебе оружие и провиант...
Короткий удар прикладом в затылок прилетел Уолшу почти мгновенно. Кто-то из подручных Койота очень хотел увидеть сиськи рыжей девицы, а чертов выскочка влез со своим провиантом. Вселенная с хрустом накренилась, и Шейн с трудом удержался на коленях, резко опираясь на обе ладони.
Койот скривился и отмахнулся от подручного. А потом перевел взгляд на Шейна.
— Не тыкай в меня. Своими жестами. Я тебе не динозавр. Понял? Начнешь говорить, когда я тебя спрошу. Пока ты — всего лишь мясо. Другого потенциала я не вижу. В отличие от твоей подружки. Откупиться вам нечем. Все ваше и так — стало наше. Так что заткнись, пока я тебе бошку не прострелил. А ты цыпа, — он снова повернулся к Летиции, — Чего ждешь? Показывай сиськи! Только учти, — видимо, вывести Койота из себя было не так уж сложно. Он стал заметно агрессивнее. А вся его расслабленность постепенно перерастала в опасное напряжение. Шейн его явно взбесил.
— Только учти. Все зависит от тебя. Вообще все. Ты можешь быть послушной добровольной и инициативной девочкой. И тогда ты можешь стать когда-нибудь полноправной частью нашей маленькой дружной семьи. Но ты можешь и сопротивляться, да. Ерепениться. И даже кусаться и плеваться. Только помни, что без рук и ног ты останешься еще вполне пригодной к использованию. И гораздо более послушной. Понимаешь, о чем говорю, детка? Так что… ты не разочаруешь меня в любом случае. Любой исход мне нравится. Просто выбери, какой из этих исходов нравится тебе. Поэтому… будь добра. Покажи мне свои гребаные сиськи.
Шейн уже примеривался к людоеду, который стоял справа от него. В руках у Койота оружия не было. Поэтому был шанс вывернуть обрез из рук ублюдка рядом и садануть дуплетом в живот главному зверю… Всегда есть третий вариант.
И возможно, все так и закончилось бы для Шейна и Летиции — кроваво, больно и неприглядно. Но в тот момент, когда Койот проговорил последнее слово, за спиной у пленников кто-то присвистнул.
— Шеф… Это непростые приблудки. Смотри, что у них. Фрэдди нашел у них отрезанную руку в рюкзаке. А у мужика армейский тактический подсумок какого-то нового образца. Энергетические батончики, наверняка из спецсредств. Винтовка новая, я такой модели даже в глаза не видел никогда. А еще рация, закрытый кейс и вот это.
Из-за плеча Летиции вышел один из рейдеров, рыжеватый неприметный мужик лет тридцати.
«Не военный — точно. Руки пухлые, пальцы мягкие. Двигается как паралитик. Очередной диванный эксперт»
А эксперт уже протягивал Койоту планшет лейтенанта. Черный экран мертво молчал.
Койот ухмыльнулся и, снова остановил взгляд на Летиции.
— Давайте-ка сделаем так. Чтобы ты, ковбой, не начал тут мне заливать свою брехню, отвечать будет только наша рыжая сладкая булочка. Поняла, детка? Я задаю вопросы, ты отвечаешь. А если твой дружок хотя бы слово вставит без моего разрешения, Фрэдди прострелит ему голову. Да, Фрэдди?
— Да, шеф, — голос Фрэдди был густым и низким. В нем слышалась уверенная готовность прострелить голову даже родной маме.
— Хорошо. Итак, детка. Скажи мне. Что это за хрень? — Он повертел в руке планшетом. — Для чего она и как ее включить?
— И зачем вам отрезанная рука… — вякнул диванный эксперт. И тут же стушевался, поник под спокойным взглядом Койота.
— Можешь отвечать и на этот вопрос тоже, — разрешил Крокодил. Он смотрел на Летицию очень внимательно. И по его взгляду было непонятно, чего чего он хочет больше, трахнуть ее или сожрать.

Шейн никогда не считал себя героем. И хорошим парнем тоже — не считал. Для этого в нем было слишком много реализма и критического взгляда на собственную жизнь и поступки. Он просто делал то, что считал нужным. Каждый раз, принимая решения, он думал о том, принесет ли это пользу его близким.
В его жизни бывали ситуации, которые у людей принято называть безнадежными. Абсолютно. Гибельными. И на войне. И на службе случалось.
Он каждый раз выбирался живым. Не всегда целым. И не всегда тем же составом, с которым входил. Но выбирался. Потом сворачивали флаги, отстреливали прощальный салют. Ставили очередной крест на зеленом поле.
А за последний год таких ситуаций стало просто пруд пруди. Целая куча чертовых ситуаций. Безнадежных. В этот бесконечный последний год ничего не сворачивали и не ставили никаких крестов. Люди просто умирали.
И сейчас Шейн стоял на коленях в смрадной берлоге каннибалов, под светом электрической лампочки, и думал о том, что он выберется. Как обычно. И это было даже почти не важно. Он думал только о том, как сохранить жизнь Летти. Как уберечь ее. Как не оставить ее за спиной. Безнадежно мертвой.
Ее ждала здесь страшная участь. Возможно, даже смерть была бы для нее лучшим вариантом. Но Летти не дрогнула даже в этот момент. Она уже не казалась Шейну мелкой девчонкой. Ничего в ней не было сейчас от ребенка или подростка. Рядом с ним на полу сидела совершенно взрослая женщина. И что бы ни происходило вокруг — она не боялась.
Такие погибают первыми.

Койот допрашивал Летицию. Он хотел знать, что за хабар они принесли. Летти говорила чистую правду. А Шейн понимал, что на месте Койота он не поверил бы ей. Ни одному слову. Потому что…
— Она врет, шеф, — диванный эксперт сверлил девушку взглядом.
Койот молча перевел взгляд на своего ручного задрота, дожидаясь объяснений.
— Планшет явно узкоспециализированный. Служебный или военный. Я не видел таких раньше.
— Черт тебя возьми, Майк, ты хоть что-нибудь вообще раньше видел? — Койот, видимо, начинал терять терпение, — Говори по делу, не юли.
— Да. Планшет точно не гражданской модели. Их я все знаю. Он или аппаратный, или военный. Тут не вынимается батарея, корпус цельнометаллический. Есть рамка защиты от магнитных волн. И у него нет кнопок. Думаю, сучка врет.
— И почему? — Койот смотрел Летиции прямо в глаза. Неотрывно. Все время, пока она говорила. — Я вот ей верю.
— Ну потому что эта рука… даже если она отрезала руку, как сказала… Почему не бросила там, рядом с телом? Зачем было тащить ее с собой?
— Ну и зачем?
— Затем, что рука — была им нужна для чего-то. Для отпечатка пальца. Или ДНК-теста.
— Господи, кончай бредить уже. Твои теории заговора и паранойя веселые, когда всем скучно. А сейчас я хочу разобраться в ситуации.
— Но…
— Еще слово крякнешь про тест ДНК, тайные военные организации, правительственные бункеры или корпорацию, уничтожившую человечество… И я тебя своими руками пущу на ДНК-набор. Ясно?
— Да…
Койот снова перевел взгляд на Летицию. Шейн осторожно следил за тем, как Койот передает планшет сдувшемуся эксперту. На то, как он стоит, держа в одной руке мертвое черное зеркало, а в другой — отрубленную руку. Смотрел и видел неизбежную работу мысли на лице чертова ублюдка. Майк не был идиотом. Та мысль, которая пришла в голову Шейну там, у вертолета, когда он сказал Летиции взять с собой отрубленную руку… Та же мысль пришла в голову и Майку. Он поудобнее перехватил руку мертвого лейтенанта, оттопырил его большой палец и ткнул в черное окошко на боковой панели планшета. Экран мгновенно беззвучно подсветился. От неожиданности эксперт отбросил планшет и руку. Наследие лейтенанта упало на пол, ровно посередине между Койотом и пленниками. Всем было отчетливо видно, что на экране вертикальным списком стоят три фотографии военных. Все трое азиаты. Под каждым фото — звание и имя, которых разглядеть не удалось ни Шейну, ни Летиции. Но оба они узнали лицо на верхней строчке — это был погибший у вертолета лейтенант, чья рука сейчас валялась на полу рядом с планшетом.
Напротив каждой из фотографий — безнадежной и безжизненной полосой тек нитевидный пульс и стоял обозначенный статус «мертв». По всему видно, чипы регистрировали состояние бойцов в отряде. И передавали данные на планшет командира. Шейн такие технологии видел только в фантастических боевиках. Вроде «Чужих» или еще какой чертовщины. Но в реальной жизни встретить такую штуковину — было даже немного жутковато.
— Твою же мать! — Койот ощерился и стрельнул уничтожающим взглядом на эксперта.
— Я его включил! — Майк сделал неприличный жест, адресуя его, очевидно Вселенной.
Выглядело это страшно тупо. Будто его внезапно накрыл приступ судорог в районе тазобедренных суставов. Но ничего не поделать — он и правда включил планшет.
— Разберись с этим! Посмотри, что там такое и есть ли для нас польза. Понял? — Койот нервничал. И не зря.
Едва эксперт наклонился, чтобы подобрать планшет, экран вспыхнул тревожно-красным. А в центре зажглись яркие цифры: «Z-3-3-2».
— Что это за хрень?!
— Я не знаю.
— Так разберись! Унеси это отсюда.
Началась какая-то невнятная суматоха. Эксперт отошел. Потом вернулся, зачем-то попросил разрешения приложить палец отрубленной руки к кейсу. Рейдеры собрались вокруг, затаив дыхание. Всем было интересно. На задних рядах бурчали — им было не видно.
Кейс проигнорировал палец лейтенанта. Все пальцы лейтенанта, включая сломанный мизинец.
Шейну хватило первой пробы, чтобы понять — кейс требует другого доступа.
Он дико озирался по сторонам, осторожно, но почти отчаянно. Но момента выдрать у кого-то оружие не было. Как бы ни было интересно возле кейса, о пленниках не забывали. И Шейн постоянно ощущал у себя на затылке внимательный и тяжелый взгляд Фрэдди.
Единственное, что Уолш смог сделать, это чуть наклониться к Летти и сказать ей на ухо:
— Зэт-три-три-два. Это военный код. Мы только что вызвали чью-то усиленную помощь и эвакуацию.
Ситуация, с точки зрения Шейна, становилась просто безумной. Они с Летти были пленниками банды рейдеров. На них охотился какой-то Ястреб со своими ручными роботами-убийцами. А на помощь должна была примчаться кавалерия. Спасать мертвого лейтенанта и, очевидно, его чемодан. Во что все это выльется, — знал только гребаный бог. Но Шейн ему уже давно не верил.
И правильно делал. Потому что на этом накал страстей не перестал усиливаться.
После того, как Летти с Шейном попали в лапы каннибалов, в дом вместе с пленниками зашли десять человек. Уолш успел точно посчитать их. Значит, двое остались снаружи. Наверняка, снайпер с вышки и какой-нибудь ублюдок на земле для быстрой связи. Видимо, так они и заметили Шейна с Летти. Когда они вышли на открытое пространство перед холмом, снайпер засек их с вышки. И через наземного постового передал приказ не шевелиться, чтобы не вспугнуть добычу раньше времени.
Но сейчас все было по-другому. С улицы вдруг донеслись резкие взвинченные вопли, звуки ударов и какой-то дикий скулеж. Рейдеры вскинулись, подорвались. Но подмога не потребовалась. Дверь распахнулась. И в комнату зашел один из каннибалов — здоровенный детина с лицом дегенерата.
— Пап… я поймал.
И швырнул к ногам Койота какое-то тело. Тело грохнулось на колени и завыло дурным голосом. Все, что смог разглядеть Шейн — это рваная синяя куртка с капюшоном. Такая омерзительная, вонючая и полусгнившая, будто ее лет пять таскал на себе ходячий, а потом она перешла в наследство к этому мужику. Это точно был мужик. Койот пихнул его сапогом в ключицу, осаживая на пол. И кто-то из подручных сорвал с нового пленника капюшон.
Ему было лет тридцать, может меньше. Коротко стриженный, грязный, окровавленный. Губа разбита — видимо удар у койотовского сынка был не слишком гуманным. Но глаза ясные, осмысленные. Он смотрел на Койота снизу вверх, беспомощно утирал кровь дрожащими грязными пальцами и трясся как осиновый лист.
— Угу… Еще один. — Констатировал койот, — Что-то нам щедро привалило сегодня. Обыскать!
Рейдеры набросились на новенькое мясо. Подняли на ноги, содрали вонючую куртку. Обшарили карманы. Нашли два бакса.
Под курткой у пленника оказалось грязнющая окровавленная камуфляжная форма. Плечо и нога — забинтованы. Бинты сплошь покрыты грязью. Под ними проступала кровь. В карманах зажигалка, складной нож и презерватив. А вот в кармане на бедре обнаружилась странная вещица. Шейн не смог понять, что это. Небольшой цилиндр темно-стального цвета. Без единой буквы или цифры.
— Это что? — спросил пленника диванный эксперт Майк.
— Я не знаю. Я не знаю, что это. Нашел в лесу. Я спал. Спал и услышал взрыв. А потом на меня набежало целое стадо ходячих. Я бросил все вещи. Убежал. Возьмите, все, что захотите. Пожалуйста.
— Ладно… Черт с ним. Пойдет на мясо, — вздохнул Койот. — вместе с этим. — Он мотнул подбородком на Шейна.
Пленник обернулся, встретился взглядом с Шейном и Летицией. И в этом взгляде Шейну почудилось спокойствие. Испуг был, словно внешним. А внутри этот человек был будто  монолитным. Внимательным. Цепким.
— Сэр… — кто-то из рэйдеров замахнулся было на пленника за то, что вякал без разрешения, но он успел сказать, — Я врач.
Койот тут же заинтересованно повернулся к нему лицом.
— Продолжай.
— Сэр, я Джек Лейн. Я был хирургом в Мемориальном госпитале Шенандоа. В Вудстоке. Оперировал восемь лет. Был ведущим специалистом. Я хорошо разбираюсь в лекарствах. Могу диагностировать болезни… Сэр… Пожалуйста. Я не хочу умирать. И я очень хотел бы присоединиться к вашей команде. Приносить вам пользу, сэр. Я не знаю, что это за штука, которую я нашел в лесу. Мне очень жаль, я просто подобрал ее. Если она будет вам полезна — я только рад вам ее отдать. Прошу вас, позвольте мне… быть вашим медиком. Если кого-то из вас ранят… я зашью. Если заболеете — вылечу.
Он знал меру. Знал, когда стоит остановиться. Так, чтобы Койот не начал морщиться.
— Я подумаю, — пообещал главарь банды. И ухмыльнулся. День сегодня у него складывался очень плодотворно.
— Знаешь… — Койот, видимо, думал, что он чертовски пронзительно умеет испытывать людей неожиданными вопросами и задачами. — Раз ты хирург. Можешь зашить все, что угодно?
— Да сэр, думаю, да, — с готовностью ответил медик.
— А сможешь девку опять сделать девственницей? Ну типа… зашить ей там? М? — С этими словами он омерзительно скользко посмотрел на Летти.
Джек спокойно посмотрел на Койота и с едва заметной улыбкой сказал:
— Нет, сэр, но могу вшить молнию.
Койот молчал пару секунд, обдумывал. А потом загоготал во все горло.
— А он мне нравится… Этот парень мне чертовски нравится.
— Сэр… у вас есть аптечка? Могу я приступить к разбору и прриготовлениям?
— Нет! — Койот смотрел на медика спокойно и мрачно. — Я пока ничего не решил. Сядь на жопу ровно. Рядом с ними, — он мотнул рукой в сторону пленников. — Я учту, что ты весельчак и соображаешь в микстурах. Но сидеть будешь тут.
— Да, сэр. Конечно.
Он послушно опустился на колени рядом с Летицией. Подальше от Шейна. Может быть, считал, что рядом с милой девушкой шансы на выживание чуть выше, чем рядом с тем, кого определенно приготовили на мясо.

Койот встал и вышел. Было слышно, как он поднимается на второй этаж. Рэйдеры занимались своими делами. Фрэдди сторожил пленников.
Джек скосил глаза на Летицию и едва слышно шепнул:
— Они правда каннибалы? Я видел снаружи кости…

А через пару минут все снова встали на дыбы, заклокотали и занервничали. Потому что снова ожила рация Шейна.
— Мастер вызывает Ястреба.
Молчание в эфире. Ястреб не отзывался.
— Мастер вызывает Ястреба.
Диванный эксперт Майк держал рацию на вытянутой руке, словно она могла взорваться. И с диким выражением лица смотрел на Шейна.
— Я так и знал…
— Ястреб, ответьте Мастеру.
Медик с совершенно офигевшим лицом смотрел на рацию. Да, к слову сказать, не охренели, похоже, только Шейн и Летти. Они уже привыкли к этим разговорам.
Майк вдруг поднес рацию ко рту, нажал кнопку и сказал:
— Эй, ублюдки, ваши люди у нас. Как слышно?
Рейдеры вокруг негромко одобрительно заржали. Рация подумала несколько секунд, а потом хрипло плюнула помехами, и голос едва заметно изменил тембр.
— Говорит оператор Джей-Джей. Назовите себя.
Майк осклабился:
— Говорит оператор Я-Твою-Мамку-Ебал. Эй, Джей. Если хочешь увидеть своего Ястреба живым, принесите к дому-музею Марты Бэрри десять ящиков тушенки, двенадцать винтовок и три ящика патронов к ним. И медикаментов. Как понял, Эй-Джей?
Рейдеры улыбались. С лестницы спускался Койот. На этот раз рация думала недолго:
— Это закрытая частота спецоперации. Освободите канал.
— Эй, ты слышал, что я сказал?
— Повторяю, освободите канал. Вы мешаете.
— Ваш гребаный Ястреб у нас. Мы пришлем вам его по кускам. Ты понял?
— Говорит оператор Джей-Джей. Всем операторам. Смена канала на три пульса. Покинуть частоту. Повторяю, смена канала на три пульса. Перекличка в новом канале…
И через десять секунд, после серии щелчков-отключений:
— Говорит оператор Джей-Джей... Девять-девять, ублюдок.
И рация омертвела уже навсегда.

Молчание повисло под крышей логова.
— Я не понял последнюю фразу… — Койот стоял в дверном проеме с ножом в руке.
— Это он вас всех нахуй послал…— мрачно сообщил Шейн.
— Я так и подумал, — грустно кивнул Койот.
— Я же говорил, что они врут! Вот он — Ястреб! — обвиняющий указательный палец диванного эксперта Майка ткнулся Шейну в затылок, — Он из тех военных ублюдков, которые уничтожили человечество.
Шейн прикрыл глаза. Видимо, в этот раз он не выберется.

— Сука!!!

Все случилось так быстро, что Шейн не успел подумать ни о чем. Тело действовало самостоятельно, не консультируясь с мозгом. Да и к черту это все.
Майк был из тех людей, которые не могут терпеть собственную боль и не прощают ее никому. Шейн резко дернулся, оглядываясь, когда услышал над ухом нечленораздельный вопль эксперта — короткий, уходящий в визг. Летти не удержалась, взяла его кисть в захват, вывернула пальцы, заставляя мудака наклониться. А потом выпустила его. И тут же следом это хриплое истеричное «Сука!» и замах. Бабский замах, несобранный, раскрытой ладонью и расхлябанными пальцами, — летящий прямо в голову бесстрашной белке. Майк хотел отплатить Летиции. Ударить ее за то, что она причинила ему такую охеренно невыносимую боль. А может, хотел отомстить за то, что она заставила его визжать, как девчонка.
Шейн не успел подумать об этом. Он вообще ни о чем не успел подумать. Просто его ноги разогнулись, приподнимая тело боком в полуприсед, с пригнутой низко головой и согнутыми в локтях руками. Энергия массы тела — это то, чему его учили на тренировках по рукопашному бою. Владеть телом, знать законы инерции. Понимать, как распределяется и как работает энергия массы. При его собственной массе, перевалившей за сто килограммов, это были очень полезные знания и навыки.
Поэтому сейчас он просто коротким движением мягко торцанул диванного эксперта плечом — снизу, направляя весь вектор движения ему в подбрюшье, в солнечное сплетение.
А потом завернул задохнувшееся шокированное тело, подбивая его колени сзади одним толчком ноги, вырвал нож из ножен на его поясе и приставил к глотке идиота, который посчитал двух полицейских безобидными, безопасными и сломленными.
Шейн со своим заложником резко оказался в центре круга вооруженных людоедов. Спокойно держал не слишком хороший нож острием у сонной артерии вялого дрожащего Майка.
Людоеды в восемь глоток орали вокруг, как крачки на морозе. Молчали только окончательно сдувшися эксперт и Койот.
А Летти почувствовала, как ее обнимают сзади за плечи, увлекая к краю круга, ближе к ногам рейдеров, из-под прицелов наставленных на Шейна пушек. Без агрессии, но настойчиво. И услышала над самым ухом голос Джека, который в воплях рейдеров был совершенно незаметен никому, кроме девушки:
— Если умрешь, ты ему ничем не поможешь. Надо выжить.

— Отпусти его!
— Опускай нож!
— Брось нож, падла!
— Бросай!
Шейн угрюмо, без паники оглядывался по сторонам. Больше всего он сейчас напоминал загнанного в угол зверя. Спокойного, но дьявольски опасного. Непредсказуемого. Он только что за две секунды уложил человека из позы стоя на коленях. И ровно за две секунды голыми руками добыл себе заложника и оружие. Никто не знал, чего еще от него ждать.
Но Койот не зря молчал. Смотрел на это светопреставление, смотрел на Шейна, на тело Майка, вяло шевелящееся у него в руках. А потом хрипло и надсадно рявкнул:
— Тихо!
И стало тихо. Только Майк полусознательно, судорожно загребал ботинками пол и тихо и глухо стонал.
Койот слушал тишину несколько секунд, держа в руке нож — хороший охотничий короткий клинок наподобие финки. Рукоять была темной, пятнистой, похожей на березовую. А лезвие обоюдоострым и тусклым. Нож выглядел невыносимо хищным и очень опасным. Койот молчал и несколько мгновений просто смотрел Шейну в глаза. Не отрываясь. Он так ничего и не сказал. Просто в какой-то момент медленно повернул голову и перевел взгляд на Летицию.
И в полной тишине стало слышно, как Шейн резко втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы.
Койот сделал шаг вперед, нависая над Летицией. Нож в его руке приподнялся, целясь острием ей под ребра.
— Сэр. Пожалуйста, — Джек заслонил девушку рукой, выдвигаясь на полкорпуса вперед, — Прошу вас, здесь нет ее вины. Не трогайте ее…

И в этот момент за спинами людоедов, где-то в пустой глубине комнаты, отчетливо послышался странный звук. Необъяснимый, абсолютно футуристический. Он начался тихо и быстро, за полторы или две секунды набрал максимум. Больше всего он походил на то, будто огромным шприцем засасывают напряженный наэлектризованный воздух. Какой-то нарастающий и набирающий силу электронный свист. Рейдеры задергались, оглядываясь. На лицах без труда читалась растерянность, напряжение, злоба и желание убить кого-нибудь, чтобы все это дерьмо прекратилось.
А через две секунды свист резко прекратился. Секунда паузы. И свет погас.
Без всяких миганий, предупреждений, искр или еще чего-то. Просто стало — темно.
Шейн даже не мог представить, что бывает так темно. В своей берлоге людоеды плотно завесили окна всяким тряпьем, чтобы электрический свет не пробивался наружу и не демаскировал их логово. Но теперь это сыграло дурную роль.
Все заорали и заметались. Шейн в первую же секунду темноты резко откатился в сторону. И не зря — на то место, где он сидел, садануло несколько выстрелов. Пули попали в мягкое. Очевидно, в Майка. Но Шейну было плевать, он уже вонзил нож в чье-то бедро и заваливал на себя первого попавшегося каннибала, насаживая ему кулаком в лицо и пытаясь нащупать в руках оружие.
Вокруг разверзался настоящий ад.

А Летиция в первую секунду темноты ощутила бешенный рывок. Кто-то обхватил ее за плечи и, не выпуская, одним рывком вышвырнул прямо сквозь тела рейдеров — из круга к стене, в темноту. Руки разжались, и тихий голос Джека над ее головой произнес:
— Сиди тихо.
— Не стрелять! Свет! Дайте фонарь! — это Койот. Он пытался перекричать паникующих людей и скоординировать их. — Снять тряпье с окон! Откройте двери. Дайте фонарь!
А Шейн ворочался в этой темноте, словно взбесившийся медведь. Он плюнул на попытку нащупать пистолет или винтовку. У него в руке все еще был нож Майка. И на этот нож он насаживал все, что только попадалось под руку. Так страшно и безостановочно, в таком тесном пространстве,  он не месил людей, наверное, никогда. Ходячих, — бывало. Но не живых людей.
Что там говорила Летти? Не стрелять в живых?
Да. Ладно. Он и не стрелял.

Шейн захлебывался в ледяной ярости. Она душила его и отрезвляла одновременно. Хотелось дотянуться до каждого из этих мечущихся, рычащих и стонущих тел. Схватить покрепче, найти мягкое место и всадить туда нож по самую рукоять. Всадить и провернуть.
Тот, кто хотя бы однажды в жизни слышал, с каким именно звуком нож проворачивается в живом человеческом теле, — уже никогда не будет прежним. Это был… хруст. Больше всего он напоминал Шейну звук, с которым нож входил в кочан капусты, если его предварительно закутать в толстое пальто. Такой глухой и в то же время отчетливый, влажный хруст. Омерзительный звук победы над человеческой жизнью.
Шейн точно знал, что убил двоих. Их кровь выплеснулась ему на руки так широко и щедро, что скоро здесь станет так же уютно и красиво, как на скотобойне. Еще троим или четверым он от щедрот насажал штук по десять колотых ран, но не знал, сколько из них сдохло.
Кто-то орал совсем рядом, на полу, страшно, с хриплым надрывом. Задыхаясь от боли и ужаса. Этот точно выживет, если не добить. Тяжелораненые так не орут. Те просто лежат тихонько и молчат, дожидаясь смерти. А если у этой мрази есть силы так надрываться и так орать, — значит точно выживет. Но Шейн не стал тратить на вопящего ублюдка силы и внимание. Во-первых, эти дикие вопли деморализовали и пугали врага, — они-то узнавали голос своего собрата по людоедскому кружку. Во-вторых, его вопли маскировали звуки его, Шейна,  собственных передвижений. Ну а в-третьих… уже никуда не денется.
Шейн смертельно боялся за Летицию. Боялся, что Койот зарезал ее прямо там, где она сидела. Он очень хотел крикнуть ее имя, позвать ее. Но только щерился и крепче сжимал зубы. Если она жива — пусть молчит.
Уолш сцепился в темноте с кем-то очень здоровенным. Массивным. И схватка затянулась. Из всех людоедов таких огромных здоровяков Шейн увидел лишь двоих. Фрэдди и сын Койота, тот самый тип с лицом дегенерата, который притащил с улицы бродячего хирурга из Шенандоа. Джека.
И в общем-то, Шейну сейчас оказалось все равно, кто именно стоял перед ним. Было важно то, что дела пошли неважно. Нож вошел громиле в бок по самую рукоять, но откормленный человечиной ублюдок будто не заметил этого. Даже не охнул. Вместо этого он ухватил Шейна за руку повыше локтя. И бывший коп почувствовал неминуемое. Чуйка взвыла тревожными пожарными сиренами. Но деваться было уже некуда.
У Шейна было такое ощущение, будто его сбил паровоз. Огромный паровой локомотив на полной скорости влетел ему прямо в лицо. Раз, второй… После третьего удара у него подогнулись колени. Некстати вспомнился тупой анекдот. «Билли, дружище, если ты меня еще раз кувалдой по башке ебнешь, я бычка не удержу».
Гребаный Билли…

Шейн стоял на коленях, а сверху его прессовало, словно отбойным молотком. Он инстинктивно пригнул голову, закрываясь плечом и локтем. И теперь удары сыпались такие же мощные, но все же не убийственные. А Уолш снова почувствовал себя новобранцем на десятый день учебки. Господи боже… да если вспомнить, как нещадно пиздил его тогда сержант… то сегодняшняя встряска казалась просто нежным и заботливым массажем ушей.
Шейн улучил миг между ударами и коротко, без замаха вмазал громиле кулаком в то место, где предположительно были яйца. Угадал. Удар пришел короткий, емкий, снизу вверх. А с левой Шейн всегда бил так же хорошо, как и с правой.
Людоед захлебнулся и скорчился. Детей у него, наверняка, не будет уже никогда. Уолш кое-как выдохнул и быстро зашарил по телу скулящего Шалтая-Болтая, отыскивая торчащий из его бока нож. Под ногами уже было скользко от крови. Пальцы липли, и Шейн одним быстрым движением обтер их о штаны на бедре. А когда поднялся на ноги, в лицо ему ударил ослепляющий луч света — кто-то нашел фонарь. Хорошо, что свет ослепил не только его одного. Все в комнате зажмурились, кое-кто закрывал глаза ладонью.
От фонаря в темноте много плюсов. Ну вроде как становится все видно вокруг. Но есть один минус. Слишком хорошо видно, кто и где держит фонарь. Шейн снова не думал. Он просто метнул нож на свет. Туда, где у человека обычно бывает голова. И видимо, попал. Вопль был такой отчаянный и пронзительный, что стало ясно — попал куда-то в не особенно важное место. Но скорее всего, этот урод — уже не боец.
Луч света взметнулся, панически бросаясь на стены и потолок, а потом фонарь упал на пол и откатился к стене, освещая целое море крови под ногами. Неподвижные тела мертвецов и слабую возню раненых, стонущих, подвывающих и молчаливо-обреченных. Это была такая кровавая баня, после которых обычно выживших до самой смерти лечат у психиатров. Шейн только оскалился, его не беспокоила кровь, хотя он оказался залит ею по самые брови. Но он был абсолютно спокоен. Потому что он был прав.
Фонарь, даже откатившийся к стене, сводил на нет все преимущество Шейна в темноте. Людоеды увидели его. И Уолшу не осталось ничего другого, кроме как броситься на ближайшего к нему ублюдка. Они сцепились, словно псы, с рычанием покатились по полу. Шейн впечатал своего противника спиной в стену, пытаясь вышибить из него дыхание и как можно быстрее добыть хоть какое-то оружие взамен ножу. Они вцепились в короткий охотничий обрез с двух сторон. И каждый понимал, что первый, кто отпустит, — умрет.
Счет шел на секунды. За спиной темноту вспорол еще один луч света — поярче. И Шейн услышал страшную команду Койота:
— Не убивать его. Взять живым.
Каннибалы прыгнули к нему. Глаза Шейна расширились на миг. А потом он откинул голову и с саморазрушающей яростью ударил людоеда под собой — лбом прямо в нос. Хруст был отчетливым, и хрустела явно не голова Шейна. Хватка рейдера ослабла, и Шейн в бешенном развороте успел вдавить дуплет свинца в живот первому из тех ублюдков, которые на него бросились.
Но этого оказалось недостаточно. Его месили прикладами и просто ногами. Все, что он мог, -это скрючиться в луже крови и стараться прикрыть голову. Со сломанными ребрами можно жить — он это знал наверняка. А вот без головы — не получается.
А когда первый порыв ярости сошел, рейдеры остановились, повинуясь короткому негромкому приказу. Шейна подняли за плечи, кое-как поставили на колени, заламывая руки назад и удерживая, словно на кресте. В голове бился прибой. Парной запах крови шибал в нос, и Шейн никак не мог разобрать, чья это была кровь.
А когда он поднял голову и открыл глаза, — все было красным. Пол залит огромными лужами, растоптанными, размазанными. Стены — в широких веерах брызг, словно здесь усердно поработал художник-маньяк с бензопилой.
А в кровавых озерах кое-где, скорчившись, лежали мертвые островки человеческой плоти. Их было много. И Шейн улыбнулся, глядя прямо в глаза Койоту. Главарь банды стоял напротив Уолша и озирал свои поредевшие ряды. Шейн видел, что на ногах осталось меньше половины ублюдков. Остальные ушли убитыми и ранеными.
Койот смотрел в лицо человека, которого всего десять минут назад считал своим ужином. Голос его был хриплым и тихим. Но слышали его все в комнате:
— Не думай, говнюк... Что это сделало тебя лучше... Ты был мясом… И останешься мясом...— Койот говорил медленно. И каждую фразу завершал ударом. Бил под ребра, в солнечное сплетение, в лицо и снова под ребра, — Только теперь поджаривать тебя я буду так медленно и аккуратно. Что ты успеешь почувствовать каждую секунду. Каждый блядь миг этого наслаждения. Ты ранил моего сына. Убил моих людей…
И в этот момент от двери грохнул выстрел. Рэйдеры вздрогнули и присели. Койот дернулся, и это, похоже, спасло ему жизнь. Второй выстрел прошел вскользь по виску, срывая ухо и оставляя глубокую кровавую борозду в мясе и волосах. Он упал на колено, зажимая ладонью висок, а Шейн сделал титаническую попытку вырваться из хватки людоедов, но ему приставили к голове ствол, и он удивился, как ему до сих пор не снесли башку.
В дверном проеме в мечущихся лучах света мелькнула рыжая макушка. Летти. Господи боже мой, черт тебя подери, белка. Жива.
Шейн улыбнулся бы, если бы не думал, что жива она сильно ненадолго.
И в этот момент он увидел в луче света у стены неподвижно лежащее тело в дьявольски грязном камуфляже. Коротко стриженная голова. Лица не видно. Шейн зло дернул уголком рта — Летти это не понравится. Врачи сейчас — слишком ценный ресурс. Но Джек, кажется, погиб в этой потасовке. На боку у него отчетливо расплывалось огромное кровавое пятно.
— Эй, тварь! — Койот орал сиплым голосом простуженного баклана, — Твой дружок все еще жив. Выходи, сука. Бросай ствол. Иначе я буду вышвыривать тебе в коридор твоего сраного ебаря по кускам. Поняла?